Тайны русских писателей. Расшифрованная русская литература
Соколов Б.
М.: Яуза; Эксмо. - 672 с.
Год издания: 2006
Рецензент: Распопин В. Н.
К сожалению, дорогие друзья, этот увесистый том попал мне в руки после того,
как я прочел и так или иначе спровоцировал вас прочесть более поздние работы Бориса
Соколова, посвященные "тайнам" русских писателей. Дело в том, что именно здесь,
в "Тайнах русских писателей" 2006 года, по сути, все секреты и раскрываются в
более-менее сжатом виде - насколько вообще чрезвычайно плодовитый литературовед
и военный историк Б.В. Соколов может писать сжато. Исключение составляет, пожалуй,
лишь книжка, посвященная "Доктору Живаго" и его автору, чьи "секреты" не попали в рассматриваемый том. Ах да, еще "тайны" Гоголя, но в соответствующей рецензии, как, может быть, помнит читатель, мы уже установили,
что никаких действительных тайн гоголевского творчества или хотя бы личности Гоголя
автор так и не расшифровал, но лишь, многократно повторяясь, привел набор ожидаемых
цитат из филологических работ предшественников. В общем, близкую к гоголевской
представляет и достоевская картина - в книжке, посвященной секретам Федора Михайловича, преимущественно
не творческим, а биографическим. Здесь, в отличие от Гоголя, на мой взгляд, есть,
правда, позитивные моменты, а именно два любопытных очерка, едва ли не слово в
слово перенесенные автором из книги "Тайны русских писателей" в книгу "Расшифрованный
Достоевский". С них-то, пожалуй, и начнем предметный разговор.
Исследуя историю создания и отчасти восприятия литературной критикой и философией
Легенды о Великом Инквизиторе, Борис Соколов обнаруживает неожиданный ее источник
в творчестве Аполлона Майкова, в 1860 г. написавшего поэму "Приговор" ("Легенда
о Констанцском соборе"), где католический собор выносит смертный приговор знаменитому
чешскому предтече Реформации Яну Гусу. "В "Приговоре"... Достоевский нашел великолепный
поэтический материал для иллюстрации своей концепции о сознательном отказе от
свободы у западных католиков и социалистов" (С. 135). И далее: "Достоевский отождествляет
Запад с католицизмом и социализмом, стремясь заклеймить оба эти учения в Легенде
о Великом Инквизиторе. <...> И не случайно в Легенде именно папство призвано
воплотить социалистический идеал - накормить голодных, уравнять людей в сытости.
Достоевский считал, что социалистическое учение произрастает из католического
вероисповедания, подменяющего заповеди Христа авторитетом пап, духовную свободу
- заботой о материальном благосостоянии, властью не только над душами людей, но
и над их телами (отсюда стремление к светской власти)" (С. 138 - 139). Любопытны
и приводимые автором далее примеры из знаменитых произведений Эренбурга, Замятина,
Ильфа и Петрова, открыто или сокровенно, но солидаризирующихся или, наоборот,
полемизирующих с размышлениями Достоевского.
Тем не менее наиболее интересным представляется мне не очерк, посвященный
Легенде о Великом Инквизиторе, проблематика которой, в конце концов, до последних
глубин исследована русскими филологами и философами еще в начале прошлого столетия,
а статья о том, как в творчестве Достоевского отразились и преобразились идеи
скандально знаменитого маркиза де Сада. Может быть, именно этот небольшой и прямо
сенсационный текст - самое интересное из всего, что я читал (и соответственно
- рассказывал вам) у Бориса Соколова. Стало быть, именно эти сорок три страницы,
вероятно, оправдывают все оставшиеся шестьсот.
Наиболее значительная по объему часть тома посвящена, однако, не Достоевскому,
а Булгакову, причем не только "Мастеру и Маргарите", тайнам которой Б. Соколов
ранее посвятил отдельный полновесный том. Честно говоря, мне как раз наиболее интересными показались очерки о прототипах
Хлудова (герой булгаковской пьесы "Бег") и - особенно - Най-Турса (персонаж романа
"Белая гвардия"). Больший интерес к последнему обусловлен тем, что о генерале
Слащеве как прототипе Хлудова немало писалось и раньше, а вот о генерал-майоре
Николае Шинкаренко до знакомства с книгой Б. Соколова я и не слыхивал. Кадровый
кавалерист, Шинкаренко служил в 12-м уланском Белгородском полку, обладал внешним
сходством с героем Булгакова, но, в отличие от него, не погиб, а был ранен и в
дальнейшем сделался литератором и, похоже, шпионом. Помимо того, в том же очерке
о Най-Турсе автор приводит любопытное, хотя и вряд ли доказуемое предположение
о прямой связи булгаковского генерала с одним из персонажей историко-авантюрного
романа Генрика Сенкевича "Камо грядеши".
Что же касается "Мастера и Маргариты", то из восьми очерков, посвященных
этому роману, я бы выделил два: "Михаил Булгаков и Густав Мейринк" и "Американский
дипломат - друг Михаила Булгакова". Первый значительно расширяет наши представления
о Булгакове-читателе и многочисленными примерами подтверждает давние догадки А.
Зеркалова (Мирера) о широчайшем круге чтения "последнего классика", а кроме того,
как кажется, и нашу мысль, высказанную в свое время в рецензии на зеркаловские работы, о поразительном сходстве творческих лабораторий Булгакова и Набокова как предтеч
постмодернизма. Второй очерк, основываясь на дневнике Елены Сергеевны Булгаковой
и других документах, рассказывает об американском знакомце писателя - журналисте,
а впоследствии крупнейшем советологе, авторе выражения "хомо советикус" Юджине
Лайонсе, по всей вероятности снабдившем Булгакова экземпляром и в те время раритетного
"Иисуса Неизвестного" Дмитрия Мережковского - произведения без каких-либо сомнений
отразившегося в последней версии текста "Мастера и Маргариты".
Из других очерков, посвященных "закатному роману" Михаила Булгакова, читатель
может узнать о тайной и явной полемике писателя с Фридрихом Ницше и Львом Шестовым,
вновь прочесть подробные и богатые примерами рассуждения о троичной основе архитектоники
романа, а также узнать, что именно думает Борис Соколов о телевизионной экранизации
книги, осуществленной Владимиром Бортко. Хоть и очень хочется, не стану здесь
вдаваться в подробности, скажу лишь, что во многом наши представления об этой
творческой неудаче совпадают.
Дальнейшие главы книги повествуют о загадках авторства "Тихого Дона" (здесь
Б. Соколов, пожалуй, ничего нового подготовленному читателю не сообщает); о тайнах
личности писателя Владимира Богомолова - и это, право, очень забавные, в полном
смысле совковые секреты; о весьма посредственной в художественном смысле, а также
замечательно неправдивой в историческом плане книжке Г. Владимова "Генерал и его
армия"; наконец о творчестве Виктора Ерофеева и Виктора Пелевина, которых литературовед
Борис Соколов, очевидно, не слишком жалует, и о творчестве Владимира Сорокина,
которому литературовед Борис Соколов поет осанну.
К Ерофееву, Пелевину, Сорокину, разумеется, можно относиться по-разному,
можно, например, различать Ерофеева-романиста, Ерофеева-филолога и Ерофеева-телеведущего
(и это, на мой взгляд, очень разные величины), а в случае с Пелевиным видеть,
например, как от текста к тексту талантливый поначалу художник усыхает, как мыслителю
в пространстве его художественных интересов становится не о чем мыслить, а писателю
- не о чем даже рассказывать, не то что - сказать. Что же до Сорокина... Впрочем,
оставим этот беззастенчивый 150-страничный панегирик ему на совести автора. Может,
тут человеческая или корпоративная дружба, а может и просто на старуху проруха.
По-моему же как раз на примере Сорокина лучше всего можно увидеть печальный закат
постмодернизма, равно как на примере сборника "Тайны русских писателей" Бориса
Соколова - так сказать, блеск и нищету истинного плюрализма, когда в одном флаконе
пытаются содержать "Шанель" и "Тройной" одеколон. Ну, никак они не совмещаются
- духовные глубины Достоевского и стилистические вершины Булгакова, с одной стороны,
и "Лука Мудищев" с "Голубым салом" - с другой. Никак, сколь бы ни любопытны были
нам проблемы авторства величайшей поэтической жеребятины в истории русской литературы
и сколько бы ни старался совместить несовместное безусловно одаренный, на какой-то
уж запредельно демократичный и всеядный литературовед и историк Борис Соколов.
«Тайны русских писателей. Расшифрованная русская литература»
Год издания: 2006
А
Б
В
Г
Д
Е
Ж
З
И
К
Л
М
Н
О
П
Р
С
Т
У
Ф
Х
Ц
Ч
Ш
Щ
Э
Ю
Я