Красный сфинкс. История русской фантастики от В.Ф. Одоевского до Бориса Штерна

Прашкевич Г.

Новосибирск: Изд-во "Свиньин и сыновья". - 600 с.


Год издания: 2007
Рецензент: Распопин В. Н.

    Начну с того, что я всегда любил и продолжаю любить фантастику, в том числе и отечественную. Еще я люблю литературоведение. А в последние годы все больше читаю мемуары. И то, и другое, и третье содержится в новой книге известного фантаста, поэта, переводчика, исторического романиста, а в последние годы мемуариста, редактора и в некотором роде литературоведа, нашего с вами земляка Геннадия Мартовича Прашкевича. Его новая, отчасти мемуарная, отчасти литературоведческая книга о фантастике - солидный том формата in folio - вышла в начале лета в издательстве "Свиньин и сыновья", содержит пять десятков очерков и множество совершенно замечательных, порой редких иллюстраций, представляющих героев этих очерков - русских и советских писателей-фантастов в лицах и книгах. С чисто внешней стороны это, на мой взгляд, одна из лучших книг издательства. Однако главное в книге все-таки не внешность, а содержание. Обратимся же к нему.
    Геннадий Прашкевич представляет нам сорок семь писателей, начиная с Одоевского, Сенковского, Гоголя, А.К. Толстого и заканчивая Булычевым, С. Павловым, Колупаевым, Штерном. Посередине списка стоят едва ли не все лучшие, или по крайней мере наиболее влиятельные фантасты ХХ столетия, в том числе Циолковский, Чаянов, А. Беляев, Ефремов, Казанцев, Стругацкие, Снегов, Крапивин. Естественно, нет ни Лукьяненко, ни Дяченок, ни прочих сорокалетних, заявивших себя в последние годы истекшего прошлого века. Почему так и состоятельна ли без лучших представителей нового поколения история отечественной фантастики - сейчас обсуждать не будем. В конце концов "Красный сфинкс" создавался, кажется, как авторский сборник, изначально не претендовавший на академическую полноту. Отсюда, то есть от авторского волевого или вкусового решения, отсутствие в списке, например, популярнейших в 60-е -70-е Георгия Мартынова, Александра Колпакова, А. и С. Абрамовых, Гансовского, Варшавского, Громовой, Альтова, Днепрова с его "Суэмой", некоторое время удачно заменявшей советским подросткам не переведенных тогда азимовских роботов, Емцева с Парновым, Владимира Брагина - автора ботанического боевика "В стране дремучих трав", которым зачитывались в мое время все пионеры-романтики…
    Понятно, что нельзя объять необъятное, но тем не менее некоторые вопросы остаются. И это скорее вопросы сокращения, нежели расширения списка. Например, зачем в книге присутствуют очерки о хрестоматийных классиках Гоголе и Булгакове, решительно ничего нового об авторах читателю, естественно, не сообщающие, а равно не предлагающие сколько-нибудь оригинальной трактовки их произведений? (Кстати сказать, и само восприятие творчества этих писателей как непосредственно относящегося к фантастике очень спорно.) Или почему Гоголь и Сенковский в списке есть, а Вельтмана нет? Или... Впрочем, не будем противоречить собственному же предположению о том, что авторское дело - дело хозяйское.
    Что хотелось бы высказать в качестве замечаний или пожеланий? Если все же рассматривать книгу как - пусть авторскую – но именно историю отечественной фантастики, ей со всей очевидностью не хватает хотя бы краткой библиографии, допустим, перечисления первых изданий и наиболее представительных современных.
    Далее, опять же если рассматривать книгу как пусть авторскую, но все же именно историю фантастики, только с большим трудом непрофессиональный читатель сможет уловить главную авторскую идею, каковая, вероятно, есть (или должна быть, или мне так показалось) не что иное, как путь развития научно-фантастических идей, в той или иной мере отраженных в лучших книжках лучших фантастов. (Для Г. Прашкевича важно - и к концу книги он это лишний раз подчеркивает - убедить читателя в том, что русскую фантастику зачинали Сенковский, Одоевский и А.К. Толстой, создали как литературу А.Н. Толстой и Ефремов, а до совершенства довели братья Стругацкие, но вряд ли в этом можно узреть что-то концептуальное, ведь, в сущности, автор на 490 с. просто перечислил лучших отечественных фантастов, а лучшие они и есть лучшие, но, к сожалению, одни они еще не есть жанр в целом и никак не идея его истории.)
    Еще: очерки написаны неровно. Одни (например, очерк об А.Н. Толстом) изобилует цитатами из современной писателям, причем далеко не всегда не то что умной, а даже просто умелой критики (понятно, время было такое, только вот надо ли опять всё временем оправдывать?), другие (как очерки о Булычеве или Колупаеве) - можно сказать, чистый мемуар, где дружелюбно настроенный мемуарист помимо личности более или менее оценивает и ее творчество.
    Еще о неоднородности: около половины текстов имеют мемуарный характер, а почти всякий мемуар зачастую есть ностальгическая песнь автора по собственной молодости и реквием ушедшим друзьям. В этом смысле иные из воспоминаний Г. Прашкевича, например, о Кире Булычеве или Борисе Штерне, действительно высоко поэтичны и даже по-настоящему трагичны, иные же (см., например, очерк о Сергее Беляеве с цитатами о ностальгии по перегною), право, гармонию нарушают.
    Еще: в "Красном сфинксе" глаз цепляет немало как бы специальных,  логически, разумеется, оправданных и вообще вполне симпатичных параллелей с другими "свиньинскими" книгами (очерки Бирюкова, "История русской литературы" Мирского), которые главный редактор издательства Г.М. Прашкевич, конечно, читал, читал и я как рецензент, но беда в том, что вряд ли их оценит широкий читатель, уж точно не знакомый с этими, в общем-то даже по нашим временам малотиражными изданиями.
    Наконец, об обычном, надоевшем, но, как говорил Маяковский, существующем - и ни в зуб ногой. Уважаемые автор, а в особенности редактор и корректор, будьте любезны, скажите мне, пожалуйста, как понимать выражение критика, процитированного вами в статье о Стругацких следующим образом: "Поневоле задумаешься: и откуда такое в нищей (курсив мой. - В.Р.) фантастике" (с. 485). Насколько  помню те времена, такого критика за такое высказывание о советской значит лучшей литературе... Примеры опечаток и ошибок, увы, можно продолжать. Однако не будем о грустном, потому что пора уже о хорошем: его, хорошего, в книге Геннадия Прашкевича куда как больше.
    А именно замечательный рассказ о первой русской утопии, вся глава о Сенковском,  эпизод о брюсовской "Горе звезды". Еще блистательный, по-моему, самый лучший в книге очерк о Вивиане Итине - писателе, давшем имя нашему городу. Еще очерк о Лазаре Лагине, авторе отнюдь не одного только "Хоттабыча", которого, как справедливо сообщил нам Геннадий Прашкевич, вовсе даже и не сам Лагин придумал, а англичанин Ф. Энсти. Еще очерк об Эренбурге и особенно цитата из "Хулио Хуренито" на с. 227, со всей очевидностью сообщающая нам факт несомненного знакомства знаменитого немецкого писателя Эриха Марии Ремарка с творчеством этого российского романиста, ибо в романе "Время жить и время умирать", как теперь ясно, Ремарк лишь повторил, чуть подкорректировав, именно эренбурговскую мысль о смерти одного человека как трагедии и гибели миллионов как статистике. Еще рассказы об обожаемом мною в детстве Александре Романовиче Беляеве и о позднем Абраме Палее. Еще рассказ о Николае Плавильщикове (пусть я и читал его пару лет назад в качестве предисловия к впервые с 1945 г. переизданной издательством "Свиньин и сыновья" симпатичной повести этого выдающегося энтомолога "Недостающее звено"). Еще очерк о Стругацких и особенно "программа действий" из письма Аркадия Натановича к брату. Наконец, как уже упоминалось, очерки о скромнейшем и лиричнейшем Викторе Колупаеве и великолепно ироничном Борисе Штерне.
    И еще, как говорится, отдельное спасибо Геннадию Мартовичу за цитаты из почитаемого, но, увы, почти нечитаемого нынче Некрасова-критика, за любопытнейшие цитаты из совершенно и, конечно же, вполне несправедливо забытой умницы Мариэтты Шагинян, особенно же - об источниках фабулы западного романа, а также и за презабавный анекдот о писательнице, за полемику, пусть и осторожную, с покойным Киром Булычевым (чью историю отечественной фантастики, частями публиковавшаяся в журнале "Если", издать бы В.Ф. Свиньину вослед труду Прашкевича - большое бы дело было!), за справку об инженере Кажинском - прототипе главного героя беляевского "Властелина мира" - одного из самых сильных и самых же недооцененных, по-моему, русских фантастических романов, за упоминание о полемике Яна Ларри с Евгением Замятиным, за раскрытие псевдонима "Павел Багряк", за биографические сведения о Войскунском и Лукодьянове, за перевод и литературную этимологию введенного в обиход братьями Стругацкими понятия "сталкер".
    Подведем итоги. Мы, родившиеся в 50-е и позднее, те, кто любит фантастику и хочет побольше узнать о ее создателях,  получили пусть не исчерпывающую тему, пусть не совсем ровную и не очень похожую на филологическое исследование, но при этом большую хорошую книгу, особенно если учесть, что как правило о фантастике и фантастах пишут крайне скупо и с каким-то к тому же странным пренебрежением, как о какой-то  не совсем литературе (ага, это, например, авторы "Человека-амфибии" или "На краю Ойкумены" - полуписатели, а кто тогда Казакевич с Бубенновым - четвертьсочинители?). "Красный сфинкс" - книга хорошая, конечно, и как справочник, но прежде всего она хороша именно как невыдуманный художественный текст, с одной стороны, возвращающий нам забытые, а то и вовсе почти истлевшие, однако достойные того, чтобы о них помнить, страницы "воспоминаний о будущем" (что такое НФ как не воспоминания о будущем?); с другой - дарящий бесценные страницы трепетных личных  воспоминаний автора о дорогих ему людях, о тех, кто еще недавно были кумирами миллионов, но чьи далеко не общие черты, однако, уже начали стираться безжалостным ластиком Времени, остановить который если что и в силах, так одна только любящая память последних из могикан.

 

«Красный сфинкс. История русской фантастики от В.Ф. Одоевского до Бориса Штерна»
Год издания: 2007

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я