Красный сфинкс. История русской фантастики от В.Ф. Одоевского до Бориса Штерна
Прашкевич Г.
Новосибирск: Изд-во "Свиньин и сыновья". - 600 с.
Год издания: 2007
Рецензент: Распопин В. Н.
Начну с того, что я всегда любил и продолжаю любить фантастику, в том числе
и отечественную. Еще я люблю литературоведение. А в последние годы все больше
читаю мемуары. И то, и другое, и третье содержится в новой книге известного фантаста,
поэта, переводчика, исторического романиста, а в последние годы мемуариста, редактора
и в некотором роде литературоведа, нашего с вами земляка Геннадия Мартовича Прашкевича.
Его новая, отчасти мемуарная, отчасти литературоведческая книга о фантастике -
солидный том формата in folio - вышла в начале лета в издательстве "Свиньин и
сыновья", содержит пять десятков очерков и множество совершенно замечательных,
порой редких иллюстраций, представляющих героев этих очерков - русских и советских
писателей-фантастов в лицах и книгах. С чисто внешней стороны это, на мой взгляд,
одна из лучших книг издательства. Однако главное в книге все-таки не внешность,
а содержание. Обратимся же к нему.
Геннадий Прашкевич представляет нам сорок семь писателей, начиная с Одоевского,
Сенковского, Гоголя, А.К. Толстого и заканчивая Булычевым, С. Павловым, Колупаевым,
Штерном. Посередине списка стоят едва ли не все лучшие, или по крайней мере наиболее
влиятельные фантасты ХХ столетия, в том числе Циолковский, Чаянов, А. Беляев,
Ефремов, Казанцев, Стругацкие, Снегов, Крапивин. Естественно, нет ни Лукьяненко,
ни Дяченок, ни прочих сорокалетних, заявивших себя в последние годы истекшего
прошлого века. Почему так и состоятельна ли без лучших представителей нового поколения
история отечественной фантастики - сейчас обсуждать не будем. В конце концов "Красный
сфинкс" создавался, кажется, как авторский сборник, изначально не претендовавший
на академическую полноту. Отсюда, то есть от авторского волевого или вкусового
решения, отсутствие в списке, например, популярнейших в 60-е -70-е Георгия Мартынова,
Александра Колпакова, А. и С. Абрамовых, Гансовского, Варшавского, Громовой, Альтова,
Днепрова с его "Суэмой", некоторое время удачно заменявшей советским подросткам
не переведенных тогда азимовских роботов, Емцева с Парновым, Владимира Брагина
- автора ботанического боевика "В стране дремучих трав", которым зачитывались
в мое время все пионеры-романтики…
Понятно, что нельзя объять необъятное, но тем не менее некоторые вопросы
остаются. И это скорее вопросы сокращения, нежели расширения списка. Например,
зачем в книге присутствуют очерки о хрестоматийных классиках Гоголе и Булгакове,
решительно ничего нового об авторах читателю, естественно, не сообщающие, а равно
не предлагающие сколько-нибудь оригинальной трактовки их произведений? (Кстати
сказать, и само восприятие творчества этих писателей как непосредственно относящегося
к фантастике очень спорно.) Или почему Гоголь и Сенковский в списке есть, а Вельтмана
нет? Или... Впрочем, не будем противоречить собственному же предположению о том,
что авторское дело - дело хозяйское.
Что хотелось бы высказать в качестве замечаний или пожеланий? Если все же
рассматривать книгу как - пусть авторскую – но именно историю отечественной фантастики, ей со всей очевидностью не хватает хотя бы краткой
библиографии, допустим, перечисления первых изданий и наиболее представительных
современных.
Далее, опять же если рассматривать книгу как пусть авторскую, но все же именно
историю фантастики, только с большим трудом непрофессиональный читатель сможет
уловить главную авторскую идею, каковая, вероятно, есть (или должна быть, или
мне так показалось) не что иное, как путь развития научно-фантастических идей,
в той или иной мере отраженных в лучших книжках лучших фантастов. (Для Г. Прашкевича
важно - и к концу книги он это лишний раз подчеркивает - убедить читателя в том,
что русскую фантастику зачинали Сенковский, Одоевский и А.К. Толстой, создали
как литературу А.Н. Толстой и Ефремов, а до совершенства довели братья Стругацкие,
но вряд ли в этом можно узреть что-то концептуальное, ведь, в сущности, автор
на 490 с. просто перечислил лучших отечественных фантастов, а лучшие они и есть
лучшие, но, к сожалению, одни они еще не есть жанр в целом и никак не идея его
истории.)
Еще: очерки написаны неровно. Одни (например, очерк об А.Н. Толстом) изобилует
цитатами из современной писателям, причем далеко не всегда не то что умной, а
даже просто умелой критики (понятно, время было такое, только вот надо ли опять
всё временем оправдывать?), другие (как очерки о Булычеве или Колупаеве) - можно
сказать, чистый мемуар, где дружелюбно настроенный мемуарист помимо личности более
или менее оценивает и ее творчество.
Еще о неоднородности: около половины текстов имеют мемуарный характер, а
почти всякий мемуар зачастую есть ностальгическая песнь автора по собственной
молодости и реквием ушедшим друзьям. В этом смысле иные из воспоминаний Г. Прашкевича,
например, о Кире Булычеве или Борисе Штерне, действительно высоко поэтичны и даже
по-настоящему трагичны, иные же (см., например, очерк о Сергее Беляеве с цитатами
о ностальгии по перегною), право, гармонию нарушают.
Еще: в "Красном сфинксе" глаз цепляет немало как бы специальных, логически,
разумеется, оправданных и вообще вполне симпатичных параллелей с другими "свиньинскими"
книгами (очерки Бирюкова, "История русской литературы" Мирского), которые главный редактор издательства Г.М. Прашкевич, конечно, читал, читал
и я как рецензент, но беда в том, что вряд ли их оценит широкий читатель, уж точно
не знакомый с этими, в общем-то даже по нашим временам малотиражными изданиями.
Наконец, об обычном, надоевшем, но, как говорил Маяковский, существующем
- и ни в зуб ногой. Уважаемые автор, а в особенности редактор и корректор, будьте
любезны, скажите мне, пожалуйста, как понимать выражение критика, процитированного
вами в статье о Стругацких следующим образом: "Поневоле задумаешься: и откуда
такое в нищей (курсив мой. - В.Р.) фантастике" (с. 485). Насколько помню те времена, такого критика за такое
высказывание о советской значит лучшей литературе... Примеры опечаток и ошибок,
увы, можно продолжать. Однако не будем о грустном, потому что пора уже о хорошем:
его, хорошего, в книге Геннадия Прашкевича куда как больше.
А именно замечательный рассказ о первой русской утопии, вся глава о Сенковском,
эпизод о брюсовской "Горе звезды". Еще блистательный, по-моему, самый лучший в
книге очерк о Вивиане Итине - писателе, давшем имя нашему городу. Еще очерк о
Лазаре Лагине, авторе отнюдь не одного только "Хоттабыча", которого, как справедливо
сообщил нам Геннадий Прашкевич, вовсе даже и не сам Лагин придумал, а англичанин
Ф. Энсти. Еще очерк об Эренбурге и особенно цитата из "Хулио Хуренито" на с. 227,
со всей очевидностью сообщающая нам факт несомненного знакомства знаменитого немецкого
писателя Эриха Марии Ремарка с творчеством этого российского романиста, ибо в
романе "Время жить и время умирать", как теперь ясно, Ремарк лишь повторил, чуть
подкорректировав, именно эренбурговскую мысль о смерти одного человека как трагедии
и гибели миллионов как статистике. Еще рассказы об обожаемом мною в детстве Александре
Романовиче Беляеве и о позднем Абраме Палее. Еще рассказ о Николае Плавильщикове
(пусть я и читал его пару лет назад в качестве предисловия к впервые с 1945 г.
переизданной издательством "Свиньин и сыновья" симпатичной повести этого выдающегося
энтомолога "Недостающее звено"). Еще очерк о Стругацких и особенно "программа
действий" из письма Аркадия Натановича к брату. Наконец, как уже упоминалось,
очерки о скромнейшем и лиричнейшем Викторе Колупаеве и великолепно ироничном Борисе
Штерне.
И еще, как говорится, отдельное спасибо Геннадию Мартовичу за цитаты из почитаемого,
но, увы, почти нечитаемого нынче Некрасова-критика, за любопытнейшие цитаты из
совершенно и, конечно же, вполне несправедливо забытой умницы Мариэтты Шагинян,
особенно же - об источниках фабулы западного романа, а также и за презабавный
анекдот о писательнице, за полемику, пусть и осторожную, с покойным Киром Булычевым
(чью историю отечественной фантастики, частями публиковавшаяся в журнале "Если",
издать бы В.Ф. Свиньину вослед труду Прашкевича - большое бы дело было!), за справку
об инженере Кажинском - прототипе главного героя беляевского "Властелина мира"
- одного из самых сильных и самых же недооцененных, по-моему, русских фантастических
романов, за упоминание о полемике Яна Ларри с Евгением Замятиным, за раскрытие
псевдонима "Павел Багряк", за биографические сведения о Войскунском и Лукодьянове,
за перевод и литературную этимологию введенного в обиход братьями Стругацкими
понятия "сталкер".
Подведем итоги. Мы, родившиеся в 50-е и позднее, те, кто любит фантастику
и хочет побольше узнать о ее создателях, получили пусть не исчерпывающую тему,
пусть не совсем ровную и не очень похожую на филологическое исследование, но при
этом большую хорошую книгу, особенно если учесть, что как правило о фантастике
и фантастах пишут крайне скупо и с каким-то к тому же странным пренебрежением,
как о какой-то не совсем литературе (ага, это, например, авторы "Человека-амфибии"
или "На краю Ойкумены" - полуписатели, а кто тогда Казакевич с Бубенновым - четвертьсочинители?).
"Красный сфинкс" - книга хорошая, конечно, и как справочник, но прежде всего она
хороша именно как невыдуманный художественный текст, с одной стороны, возвращающий
нам забытые, а то и вовсе почти истлевшие, однако достойные того, чтобы о них
помнить, страницы "воспоминаний о будущем" (что такое НФ как не воспоминания о
будущем?); с другой - дарящий бесценные страницы трепетных личных воспоминаний
автора о дорогих ему людях, о тех, кто еще недавно были кумирами миллионов, но
чьи далеко не общие черты, однако, уже начали стираться безжалостным ластиком
Времени, остановить который если что и в силах, так одна только любящая память
последних из могикан.
«Красный сфинкс. История русской фантастики от В.Ф. Одоевского до Бориса Штерна»
Год издания: 2007
А
Б
В
Г
Д
Е
Ж
З
И
К
Л
М
Н
О
П
Р
С
Т
У
Ф
Х
Ц
Ч
Ш
Щ
Э
Ю
Я