АНДЕРСЕН. ЖИЗНЬ БЕЗ ЛЮБВИ

Режиссер Эльдар Рязанов

Сценаристы: Эльдар Рязанов, Ираклий Квирикадзе

Операторы: Вадим Алисов, Евгений Гуслинский

Композитор: Алексей Рыбников

Продюсеры: Эльдар Рязанов, Дмитрий Корж

Актеры: Сергей Мигицко, Станислав Рядинский, Алена Бабенко, Евгения Крюкова, Олег Табаков, Валерий Гаркалин, Оксана Мысина, Галина Тюнина, Людмила Аринина, Вячеслав Тихонов, Владимир Симонов, Ираклий Квирикадзе, Эльдар Рязанов, Владимир Зельдин, Федор Чеханков, Лия Ахеджакова и др.

Продолжительность 170 мин.

Жанр: фантасмагория

 

Производство: Россия

 


Год выпуска: 2006

    Глубоко уважаемый мною писатель и критик Дмитрий Быков сказал об этом фильме примерно так: Эльдар Рязанов снял 24 хороших фильма и один великий. Этот великий - "Андерсен", который зритель либо не принимает с самого начала, либо с самого начала до конца сеанса рыдает от счастья соприкосновения с Искусством.
     Его поддержал целый ряд серьезных кинокритиков. Разумеется, было высказано немало и отрицательных мнений, и откровенно гадких, и совершенно глупых. Апофеозом гадких глупостей можно считать рецензию Марины Гавриловой "Ребята, лучше порно, чем никогда" от 24.12.06, опубликованную на сайте "Кинокадр": http://www.kinokadr.ru/articles/2006/12/24/andersen.shtml. Наиболее же взвешенной, продуманной, глубокой была, по-моему, рецензия Валерия Кичина в "Российской газете" от 8 декабря 2006 г.
     Я заговорил здесь о разнообразии и даже полярности критических мнений для того, чтобы читатель лишний раз убедился: вроде бы историческая, биографическая, костюмная картина старейшего мастера отечественного кино, не слишком буквально и даже не слишком правдиво рассказывающая историю жизни великого датского сказочника, вновь, как с фильмами Рязанова часто бывало прежде, попала в больную точку нашего общественного организма. А мы, конечно, больны, коль скоро один из ведущих сайтов, посвященных кинопроцессу, публикует текст, в котором ужимки и прыжки вокруг секса заменяют хотя бы элементарную попытку разобраться в том, что же именно и почему критику не понравилось. (Собственно, критикесса и опубликовавший ее статейку сайт уподобили себя этой акцией одному из персонажей картины Рязанова - критику Мейслингу (О.Табаков), всю жизнь тупо преследовавшему Андерсена по принципу: "Ну не нравишься ты мне!") Да, мы больны, но все же еще не умираем, поскольку в большинстве своем, действительно, смотрим "Андерсена" со слезами на глазах. И это - несмотря на то, что рязановская история - не мелодрама, не драма, а равно, конечно, и не комедия, и не мюзикл, и тем более не байопик, и даже не сказка. Тогда что же?
     Сам Эльдар Александрович определил жанр картины как фантасмагорию. Порой, дабавлю от себя, переходящую в феерию. Фильм в самом полном смысле полижанров, и каждый, или почти каждый, из составляющих эту мозаику жанров входит в нее совершенно органично. Попытайтесь вычеркнуть любой - паззл будет зиять пустотами. Да, конечно, есть и некоторые шероховатости. Самый - может, и права Марина Гаврилова - в этом плане печальный пример - эротика, хотя лучше бы сказать - секс. В сущности, именно эротика, а также, может быть, еще физические единоборства - хуже всего удаются нашему кино. Драки у нас или показательно искусственны, или сняты дергающейся камерой так, что кто кого победил, мы узнаём лишь после того, как все кончилось. Что же касается обнаженки, она у нас обыкновенно до предела неэстетична и уж во всяком случае совершенно не соблазнительна. И дело, разумеется, не в натуре, а в психологии. Так же вот, по-видимому, и Эльдару Рязанову совершенно не хотелось раздевать своих героинь и тем более раздвигать им ноги, коль скоро один из трех эпизодов на эту тему он делает грубо фарсовым, в другом, как бы почувствовав, что ничего хорошего все равно не получится, быстренько одевает свою героиню, так сказать, прикрывая простыни фарса драматическим одеялом, в третьем же, выказывая великолепную ловкость рук, фокусничает, переводя надуманную (и совершенно уж нелепую) эротику в отсылку к невиннейшей андерсоновской сказке вообще не "про это" "Девочка со спичками". Ну и в четвертом эпизоде опять уводит дело в фарс. (Может быть, вот честное слово, только сейчас догадался, может быть, именно такой, несообразный с нынешними "всеобщемолодежными" представлениями, вариант эротики и подвиг г-жу Гаврилову на сочинение вышеуказанной рецензии.)
      Но Бог с ней, с эротикой! Хотя как же это Бог с ней? Если великий сказочник на самом деле всю свою не столь уж короткую жизнь прожил девственником, без эротики в его жизнеописании никак не обойтись. Вот именно - от противного. Так что, не будем торопиться осуждать Эльдара Рязанова - он знал, что делает. Ибо ведь если о ком-то из ныне действующих отечественных кинорежиссеров можно сказать, что он в своих фильмах - истинный демиург, то бишь Бог, так именно о Рязанове. Вообще говоря, режиссер заранее отмел претензии по этой части, вложив в уста персонажа Вячеслава Тихонова (Господь, или сумасшедший, воображающий себя Творцом) печально-ироническую укоризну представшему пред Его судом Андерсену: "Я как мужчина тебя за это не одобряю". Тем не менее Бог с ней, с эротикой. Поговорим о любви, то есть о том, о чем, в сущности, рассказывает картина.
     Да, я вслед за Рязановым и его героем эти понятия разделяю. Но их, собственно, разделяли вплоть до последних десятилетий все и всегда. И всяк разделит, если всерьез задумается о любви. Последняя, несомненно, существует, но, разделенная, долгая и счастливая, встречается редко - и в реальной жизни, и в высоком искусстве. Почему? Потому что ради нее надобно слишком многим пожертвовать, что для творца (с малой буквы, разумеется) практически невозможно. Оттого нам, неопытным и суеверным, нам, не-творцам, так странно порой бывает читать биографические книги и смотреть биографические фильмы.
      Ну что бы, кажется, Хансу-Кристиану Андерсену не ответить преданно любившей да к тому же и содержавшей его многие годы, увечной Генриетте Вульф, женщине, судя по всему, прекрасной души? Нет, он выбирает красивую артистку, выбирает, даже догадываясь сперва, а позже и точно зная, что трепещет от страсти перед форменным синим чулком. А когда последняя, в очередной раз отказывая бедному поэту, прямо указывает ему на Генриетту, способную составить счастье приличного человека, прямо говорит: "Как Вы это можете себе представить, чтобы у первого писателя Дании была жена-калека?"
      Как они могут уживаться в человеке, написавшем самые добрые, самые гуманные, самые "умные сердцем", а значит и самые лучшие на свете сказки, как они могут в нем уживаться: скаредность и щедрость, всезнание о человеке и отменная слепота в отношениях с конкретными людьми, способность и желание любить - и обломовская трусость перед подвигом (ведь истинная любовь - это и есть подвиг, только совершаемый ежедневно), умение тактично поставить на место власть предержащих и страх перед общественным мнением, равнодушным ко всему на свете, кроме скандалов, страх, подталкивающий к поступкам, граничащим  с нравственным преступлением? Чего в человеке больше: порядочности или честолюбия, заставляющего переступать через порядочность? В человеке, я сказал, и сказал неточно - в творце?
      А это не одно и то же. Люди с неразвитым честолюбием становятся творцами еще реже, чем люди с неразвитым воображением. Скорее - не становятся вовсе. И не отчаяние, не нищета, не фантазия, не тайное даже знание вопит в юном сыне сапожника и прачки: "Я буду великим писателем или артистом!" - честолюбие. И во всем прочем он может быть деликатнейшим на свете существом, мухи обидеть не способным - не то что женщины или ребенка, пока дело не доходит до борьбы всех этих мух, детей и женщин с главной его сутью, которая отличается от гамлетовской дилеммы лишь немногим, но существеннейшим: быть или быть творцом. Здесь - подлинная драма человека и трагедия художника.
     В сущности, именно о таком Андерсене, не столько о нелепом чудаке и несчастливом счастлице, не столько о Паганеле, - о мудреце и рабе Божьем в одном существе, раздираемом мечтой о земной любви и единственной неземной любовью к творчеству, и рассказывает трагиироничный фильм Рязанова, еще одна, в его случае - 25-я "человеческая комедия", быть может, действительно "лебединая песнь" мастера, неугомонного и, однако, усталого, о чем недвусмысленно сообщали нам его прочие работы последних лет. Да только ли об Андерсене эта песнь? Наверное, в немалой мере и о себе. Кто как не большой художник способен самим нутром своим понять другого большого художника?..
 
 ***
 
     Таким ли он был, реальный Ханс-Кристиан Андерсен, каким показывают его нам Станислав Рядинский и Сергей Мигицко? Таким ли, каким изображен в истории Эльдара Рязанова и Ираклия Квирикадзе? Да только ли они? Разве в том же, потрясающе пластичном и во мгновение ока перевоплощающемся Рядинском не узнаёте вы созданий да и физических очертаний Александра Кайдановского и Олега Даля? Разве вместе с голосами Рязанова и Квирикадзе не слышите вы голосов Гоголя, Достоевского, Евгения Шварца и других, и еще других, и многих других творцов, впитавших этику Андерсена, как и сам Андерсен, верно, впитал в себя мысли и чувства современных ему творцов и гениев прошлого? Разве в обитателях этого приморского рая (дурдома - то ж) не узнаёте вы персонажей с полотен Брейгеля и Босха, "переувиденных" в кино сначала Тарковским и Форманом, а совсем недавно Кончаловским? Разве в самом течении, в самом дыхании, в самой калейдоскопичности монтажа рязановского киноромана (или фрески, или притчи) не видится вам безумный размах "Ивана Грозного" Эйзенштейна и совершенно уж неповторимая, гримасничающая, кривляющаяся, пронзительнейшая на свете лирика Феллини? Разве в страшенном, разящем наповал, а ведь вроде бы только иллюстрирующем андерсеновскую сказку "Тень" эпизоде танца-борьбы старого Андерсена с молодой своей тенью не слышатся вам история Дориана Грея и его двойника, или задыхающийся рассказ господина Голядкина, или страдания майора Ковалева, не видятся балеты, поставленные в кино Владимиром Васильевым еще в советские времена, а в размалеванной африканскими животными голубой двери андерсеновской комнаты - театр марионеток из "Золотого ключика"? А матерински ли, сестрински ли пожалевшая испугавшегося юнца проститутка - не сошла ли в кадр рязановской ленты прямиком из "Черного обелиска" Ремарка? А в самом Андерсене, одновременно страдающем за мать и сестру, сошедших с круга, и стыдящемся их, не видятся ли нам, русским, более и прежде всего персонажи чеховской "Анны на шее" и двух ее экранизаций?
      И мы еще задаемся вопросом - таким ли был на самом деле Андерсен!.. А каким же еще ему быть, ведь он сам - миф. Как всякий настоящий рассказчик занимательных историй, сочинитель в конце концов сам неизбежно становится сочинением, историей, сказкой.
     Она, сказка Эльдара Рязанова, прекрасна почти "без помарок". Может быть, потому что мастер наконец-то обрел своего истинного героя, но скорее все-таки потому, что герой обрел своего мастера. А мы - замечательную картину на долгие времена. И, думаю, не только мы, зрители, но и ее участники, все - от композитора Рыбникова, задавшего фильму некий волшебный контрапункт, или лучше сказать - золотой мелодический ключ, до актеров, большинство из которых, хоть уже известно зрителю, но, право же, кажется "племенем незнакомым". Особенно я бы хотел сказать о женщинах, в последнее десятилетие почти неизменно проваливавших в хоть сколько-нибудь значительных или стремящихся таковыми стать фильмах роль за ролью (речь не о снимашихся в "Андерсене" - вообще о кино- и телеактрисах нынешнего дня). Так вот, наши актрисы, попав в руки большого режиссера, оказывается, умеют играть, могут вживаться в образ, могут говорить молча - взглядом. Во всяком случае, Алена Бабенко, исполнительница роли Гертруды Вульф, ни в чем не уступила ни Станиславу Рядинскому, ни идеальному Сергею Мигицко, ни - страшно сказать - самому Олегу Павловичу Табакову (который, замечу в скобках, ох как непрост и здесь умудрился, лишь на поверхностный взгляд повторяя то, что делал много лет назад в телеверсии водевиля "Лев Гурыч Синичкин", придать своему комическому персонажу жутковатый облик не то гоголевского беса, не то щедринского Органчика). А такого в нашем кино, если не считать нескольких работ Чулпан Хаматовой, не бывало, наверное, со времен Дорониной и Чуриковой.
 
 ***
     Глядя в окошко родной хибары, маленький мальчик Ханс-Кристиан во мгновение ока и всего лишь на мгновение оказывается в самой первой сказке своей жизни (или, может быть, придумывает свою первую сказку): на морском, отнюдь не лазурном берегу он встречает странных людей, одетых в рубища, как пациенты психиатрической клиники или... Вот благообразный седой старик, украшенный вместо головного убора проволочным нимбом, пронизав суровым и в то же время всепрощающим взором все существо мальчишки до глубины души, дарует ему отеческий поцелуй. И сказка завершается. Или, наоборот, только начинается сказка, нет, история, нет, все-таки сказка жизни благословленного самим Создателем великого сказочника.
     Глядя в проделанное гробовщиком по спецзаказу необычного клиента отверстие в домовине на собственные похороны, старый, нет, уже мертвый Ханс-Кристиан попадает или (устами Эльдара Рязанова) рассказывает свою последнюю сказку, где, выслушав истеричные покаяния вечного зоила Мейслинга, писатель возвращается на тот самый берег, который теперь, однако, отгорожен от посещения всех подряд желающих дощатыми воротами. У ворот - не у врат, а именно у ворот - его встречает бородатый толстяк-ключник в рубище. Еще сумасшедший? Нет, хоть и глядим мы (глазами умершего Андерсена) на старые деревенские ворота, теперь, в загробном существовании героя, это уж точно не сумасшедший. Это святой Петр. А рядом, за воротами, другой - тот самый поцеловавший чело нищего мальчишки старик с проволочным нимбом над головой. И он не сумасшедший. Он - господь Бог. Тот, перед Кем всем нам, даже великим поэтам и творцам (с малой буквы) однажды приходится держать ответ за то, как распорядились мы Его даром. И старый, почти такой же старый, как Создатель, Ханс-Кристиан становится на колени и несколькими бесстрашными словами - как может только поэт - итожит свою безнадежную жизнь. И господь Бог прощает Хансу-Кристиану грехи его, вольные и невольные, ибо кто же из нас не грешен. И смотрит на поэта пронзительно и печально. И вдруг печаль всепрощения уступает в Его взоре место такой же пронзительной иронии: "А вот за то, что ты, любя всех, не сумел полюбить никого, Я тебя как мужчина осуждаю!" Сказка - ложь, да в ней-то самая главная правда обо всех нас и заключена.
      А меж этими двумя сказками, меж прологом и эпилогом - трехчасовая история одного сказочника, которую вы, конечно, можете, не принять или, наоборот, оросить слезами восторга. Ведь мы же, как и договаривались в начале разговора, покуда только больны. Но, черт возьми, живы, коль скоро не оставляет нас равнодушными наш сказочник.
 
 ***
 
     И в заключение хочу напомнить читателю о том, что несколько лет назад уже выходил игровой фильм об Андерсене, сделанный студией "ВВС". Эта тоже трехчасовая телевизионная лента, скроенная по тем же лекалам: эпизоды жизни сказочника перемежаются с его сказками, причем экранизированных сказок там на порядок больше, как на порядок дороже там, естественно, и спецэффекты. А сам тот фильм - не на порядок, много хуже, точнее не хуже - примитивней, без божества, так сказать, без вдохновенья, но, понятное дело, со слезами и любовью. Хотя история, в сущности, та же. Но дороже. И эротики там почти нет. А те "ню", что есть, - тоже дороже. Так на то и Голливуд.
      Я бы вот от всего сердца посоветовал критикессам "Кинокадра" не пожлобиться и купить лицензионный диск с ихним "Андерсеном", всего-то и делов - рублей триста. Уверен: госпоже Гавриловой понравится - надо же и ей, бедняжке, над чем-нибудь прослезиться.

 

 

Фильм «АНДЕРСЕН. ЖИЗНЬ БЕЗ ЛЮБВИ»
Год выпуска: 2006

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я Прочие