«Дорогой длинною…» Сибириада Михаила Щукина

Щукин, Михаил Николаевич

Щукин, Михаил Николаевич. Конокрад: роман. - М.: Вече, 2012. - 320 с. - (Сибириада)

Щукин, Михаил Николаевич. Лихие гости: роман. - М.: Вече, 2012. - 432 с. - (Сибириада)

Щукин, Михаил Николаевич. Несравненная: роман. - М.: Вече, 2013. - 416 с. - (Сибириада)

Щукин, Михаил Николаевич. Черный буран: роман. - М.: Вече, 2011. - 384 с. - (Сибириада)

Щукин, Михаил Николаевич. Ямщина: роман. - М.: Вече, 2012. - 430 с. - Сибириада)

Год издания: 2013
Рецензент: Распопин В. Н.

Московское издательство «Вече» уже много лет выпускает серию «Сибириада», в которую входят романы классиков и современников, посвященные жизни и истории громадного края, каковым, как всем нам памятно по школьным урокам, «богатство России прирастать будет». Серия, как и сама Сибирь, кажется бесконечной и насчитывает уже многие десятки полновесных томов, как и должно быть, далеко не равноценных по уровню.

Исторические истерны (а это - восточная альтернатива жанру «вестерн») нашего земляка, новосибирского писателя Михаила Николаевича Щукина, с творчеством которого я знакомил моих юных и взрослых читателей на примере замечательной документальной повести «Черный фартук, белый бант», весьма заметны среди произведений других авторов серии. Заметны и замечательны жанровым разнообразием (ведь истерн, как и вестерн, скорее даже не жанр - а некое Гуляй-поле, внутри которого умещаются почти все литературные жанры: и драма, и мелодрама, и боевики, и этнографические исследования, и триллеры, и приключения во всех вариантах), умением закручивать тугую спираль разветвленного сюжета, нелитературным знанием деревенского быта и ненатужной, светлой религиозностью, обилием разнохарактерных персонажей и этнографических подробностей, хорошим языком со множеством устаревших, но не утративших юмора и обаяния словечек и поговорок, в которых люди моего поколения неожиданно узнают речь почивших бабушек и дедушек.

Именно это - речевое и этнографическое - качество прозы Михаила Щукина и представляется мне воистину драгоценным, и именно оно прежде и более всего, по-моему, и выделяет ее среди других книг серии, а равно и вообще из современной исторической беллетристики. Надо добавить еще и то обстоятельство, что, при корневом сходстве с общей линией уральской и сибирской литературы, проза Михаила Щукина никак не заигрывает с постмодерном, то есть не играет с текстами предшественников и современников, хотя при всем том и остается, конечно же, несколько искусственной, потому хотя бы, что некую степень надуманности определяет сам жанр, или, вернее, само Гуляй-поле истерна, о котором я уже сказал.
Наиболее характерной в этом смысле представляется дилогия «Конокрад» и «Черный буран», где всё: полижанровость как основной принцип повествования, многоконцевой клубок сюжетов, основанный не столько на прямом рассказе, сколько на флэшбэках, растущие на глазах читателя, то есть не статичные, меняющиеся в зависимости от возраста и исторической ситуации главные герои (и злодеи тоже), гибнущий мир и равнодушная природа (тоже находящаяся на краю гибели от рук младшенького своего дидяти - человека), - всё, повторяю, оригинально, ибо великолепно написано, и все - вторично, в том смысле, что в той или иной форме уже множество раз в мировой литературе встречалось. Взять хотя бы едва ли не дантов ад погибающего в 1920-м году от тифа, гражданской бойни, холода и голода Ново-Николаевска. Безотрывно - иначе и невозможно! - пожирая глазами эти лучшие страницы «Черного бурана», невозможно и не вспоминать и Данте, и Боккаччо, и «Мертвый дом» Достоевского, и - вслед за классиками - современников: от Шолохова до Камю и даже Рафаэля Сабатини, потрясающе изобразившего в одном из своих романов зачумленный европейский город. Я сказал: «даже» - и, пожалуй, напрасно. Сабатини - один из самых лучших, пожалуй, второй, то есть идущий сразу вслед за Дюма, мастер исторического авантюрного романа (и, кстати, в отличие от Дюма, верный истории не на уровне пожеланий, а на деле). И такое же ответственное отношение к истории присутствует в приключенческих романах Щукина - на всех уровнях: бытовом, этнографическом, даже собственно научном. А ведь «Конокрад» и даже «Черный буран» - именно приключенческие романы. Первый из них - роман полицейский, не детектив как таковой, а именно полицейский роман. Второй же - и лучший вообще в этой серии, наряду с «Ямщиной», - полижанровый роман приключений, ибо в нем есть и война миров, и борьба за золото контрразведок, и «полцарства за коня», и «чума на оба ваши дома», и, конечно, сумасшедшая любовь «на всю оставшуюся жизнь».

В последнюю, правда, трудно было бы поверить искушенному читателю, если бы вокруг нее затевался бытовой, реалистический роман. Но мы ведь на Гуляй-поле истерна, не следует об этом забывать. А тут она должна быть именно «сумасшедшей», победоносной и, значит, совершенно невозможной в психологическом романе. Ровно такой, как любовь барышни и хулигана, гимназистки, дочки богатого ново-николаевского мукомола, то есть девочки из порядочных, Тони Шалагиной, и конокрада, почти что типичного благородного (не по рождению, а по сердцу) разбойника, Васьки Конева.

Впрочем, ни гимназистка, ни конокрад, ни жандармы, ни бандиты, ни красные, ни белые - не главные герои дилогии. Ее главный герой - наш с вами город, еще при самом его начале, город, который не должен был стать тем, чем он стал, город, который не должен был выжить, город, во всех смыслах уступавший, а во многих и сегодня уступающий соседям (не говоря о столицах), и тем не менее - город нашей судьбы, нашей заботы, наших печалей и радостей. На наших читательских глазах Ново-Николаевск становится в «Черном буране» Новосибирском, пусть лишь в эпилоге, скороговоркой, но - становится. И, кажется, обещает обращение автора к подробностям этого становления в следующих книгах. Дай Бог Михаилу Щукину эти наши читательские пожелания осуществить.

Что до вопроса, на чьей именно стороне - красных или белых - автор, коим отчего-то задаются критики, мне кажется, что его, вопроса, просто не существует. Честно показывать порядочность или непорядочность, особенно в критических ситуациях, одних и тех же персонажей, - не значит находиться на стороне красных или белых, а значит быть честным писателем и любить своих детей, ведь и герои, и негодяи, безразлично, все они - дети художника, и он не может не любить их. Ну и кроме того, пусть критики лишь сопоставят Ново-Николаевск, показанный в «Конокраде», с Ново-Николаевском в «Черном буране» и Новосибирском - в его эпилоге. И все им, критикам, будет понятно: до такой мерзости запустения довели город, страну, человека именно красные. «Больше, - как сказал бы Порфирий Раскольникову, - некому-с, Родион Романович».

Вернемся, однако, на Гуляй-поле истерна, где происходит действие всех романов «Сибириады» Михаила Щукина, со всеми их достоинствами и недостатками, происходящими, как представляется, преимущественно из-за требований жанра. Кое-что, по меркам высокой литературы, в этих книгах кажется не прописанным во всей художественной полноте.

О внезапной страсти, чаще всего охватывающей героев как после удара молнии, следовательно, психологически не слишком убедительной, я уже сказал, обратившись к примеру страсти Антонины Шалагиной и Василия Конева. Такова же и внезапная жертвенная любовь, вспыхнувшая у героини «Ямщины», Феклуши, к столичному поручику и каторжнику Петру Щербатову в «Ямщине», да, честно сказать, и жертвенная, но почти необъясненная любовь героини «Несравненной», певицы Арины Бурановой. Равно, конечно, и романсовые ситуации в духе «только раз судьбою рвется нить», когда Феклуша, как бы вслед за Сонечкой Мармеладовой, мчится за любимым на каторгу, зрелым читательским сознанием воспринимаются не без иронии.
Кроме того, в некоторых местах лихих повествований, переполненных многочисленными персонажами, сюжет, переходя от одной группы лиц к другой, как бы зависает в безвоздушье. Но все это, повторюсь, - издержки жанра, а значит - не более чем частности, в целом щукинского пейзажа не портящие, однако со всей очевидностью свидетельствующие о том, насколько стесняют серьезного художника рамки приключенческого жанра.

О том же, что Михаил Щукин - серьезный и значительный художник, свидетельствует не только его яркий и легкий язык, мастерство пейзажиста, замечательное умение о самом серьезном писать захватывающе интересно, но еще и особое качество подлинного романиста: умением оживить не только героев, но и статистов, а самое главное - сделать подлинным героем не только отдельного человека, но и селение, и многонаселенный город, и даже дорогу. Она-то, дорога, великий сибирский тракт, разъединяющий персонажей и соединяющий их, пожалуй, и является самым главным героем не только «Ямщины», но и всей щукинской «Сибириады». И дорога эта воистину бесконечна, ибо проходит не только через необозримое пространство, но и через еще более неохватное время, через век и через жизнь, которая и короче столетия и длиннее его, ведь все мы не умираем насовсем, а продолжаемся в детях и внуках, в романах и зданиях, перетекаем из Оби в океан, из океана в небо, а с небес возвращаемся на горькую нашу землю дождями и буранами - из года в год, из века в век, из вечности в вечность.

Вдобавок к сказанному, необходимо отметить щукинскую любовь к детали, кратко и емко характеризующей не только человека, но и мир, в котором этот человек живет. Взять хотя бы купца - мелкого, что называется, дробненького мужичонку, ни зимой ни летом не снимающего пимов, в них разгуливающего, в них работающего и в них же обедающего (разве что не спящего только). И вот, сидит он за обеденным столом и сучит ножонками, не достающими до пола, а меж тем ворочает миллионами!.. Оживший портрет, ей богу!

Или - эпизод (да что эпизод - поэма!) зимней рыбалки, когда деревенские мужики ловят не абы что, а стерлядь. Ловят едва ли не веревкой с множеством крючков, пробивают лед в тех омутах, где должен стоять косяк, опускают веревку и вытягивают рыбину, а там вторую, третью, сотую - главное, точно место выбрать. А как нашли, так бежит со всех ног один из рыбаков в деревню за помощью, и тут уж всем миром село выходит, с бабами и дровнями, ибо вывозят стерлядь возами, а до того всем миром помогают рыбакам, подхватывая выловленных рыбин и втыкая их вниз башкой в сугробы, как палки в заплот. Как сказал бы известный персонаж известного сериала: «Картина маслом!» От себя добавлю: еще какая историческая картина-то! Или… Впрочем, достаточно, это надо видеть своими глазами, значит, надо читать.

Вернемся, впрочем, на наше Гуляй-поле и в тот небольшой в историческом масштабе временной промежуток длиной в недолгую земную жизнь человека, а именно в ту эпоху, когда происходят события большинства щукинских книг, то есть в полувековой период российского разлома, начиная с 80-х годов XIX века по 20-е годы ХХ столетия.
В это время происходят события «Ямщины» и «Лихих гостей» - приключенческого истерна, возможно, наиболее подходящего для самого первого знакомства с этим циклом романов Михаила Щукина. Он представляет собой тугой клубок многочисленных и крепко закрученных интриг, в сердцевине которых - противостояние российской контрразведки мрачным замыслам туманного Альбиона, увы, наименее удавшееся автору и отдающее не то экранной опереткой, не то пародией на «Бондиану» в духе романов Богомила Райнова. Зато гораздо более интересны и реалистичны в «Лихих гостях» совсем другие интриги, в частности те, что связаны со старообрядческими поселениями, затаившимися в почти недоступном таежном укрывище, и войной их обитателей с варнацкими бандами, возглавляемыми главным злодеем романа. Весьма полнокровны, настолько, во всяком случае, насколько это вообще возможно в жанровом тексте, и герои книги.

Вообще, надо сказать, особенно удаются Щукину любовно выписанные богатые, но не лишенные человечности и порядочности купцы, зачастую выступающие у него в ролях добрых волшебников. Здесь, в «Лихих гостях», это Луканин, а в «Ямщине» - Дюжев. В «Несравненной» же, напротив, богатые купцы выступают в ролях злодеев, а все вместе они вполне наглядно представляют новое поколение любимого сословия Александра Островского, как бы переселившееся из Замоскворечья сперва на Урал, а затем и далее на восток, по сибирскому тракту. Однако мир не состоит только из купцов, контрразведчиков и бандитов. Прежде и более всего он населен просто людьми, простыми людьми, крестьянами и мещанами. Именно на них он и держится. Именно эти люди и есть его главное богатство. И именно об этом богатстве Божьего мира прежде всего и рассказывает, любя его и любуясь им, Михаил Щукин. Такова любовно - иначе не скажешь - выписанная история страсти Данилы Шайдурова и Анны Клочихиной. Такова же и намного более реалистичная история любви беднячки Феклуши и крестьянского юноши Митеньки, младшего сына из состоятельной ямщицкой семьи, как бы зеркально переворачивающая в своем отражении кулацкий дом Клочихиных, в романе «Ямщина».

На мой вкус, именно эта, только что названная книга, наряду с дилогией о конокраде, особенно же - с «Черным бураном, - в настоящем обзоре лучшая. В ней сконцентрированы все достоинства зрелой прозы М. Щукина: лихая интрига, множество сходящихся в единый клубок остросюжетных линий, отчетливо прописанные, запоминающиеся персонажи, такие, как купец Дюжев, или каторжник, а в прошлом блестящий поручик Петр Щербаков, или несчастные влюбленные Митенька и Феклуша, или их родители - суровая, непреклонная Устинья Климовна и вдохновенный строитель церкви Роман. Среди этих и других живо очерченных мастерским пером автора почти живых людей совсем немного героев и злодеев от природы, но больше и героев и злодеев поневоле, то бишь обычных людей, волею судьбы вынужденных сделаться или героями или злодеями. Здесь есть и обреченная любовь, и любовь жертвенная, здесь есть и бомбисты, и бескорыстные мстители, и подлость, и благородство, и золото, и перестрелки, и строительство храма, и вольный сибирский пейзаж, и, прежде всего, бесконечная дорога, дорога через пыль, грязь, буран, которую преодолевают все: и ямщики, и путешественники по собственной и по казенной надобности, и - как у Блока - царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма.

 

 

Истерн-мелодрама «Несравненная» почти столь же хороша, уступая «Ямщине» и «Черному бурану» лишь из-за обилия мелодраматических и даже хоррор-эффектов: сумасшедшей копательницы, явления во сне и наяву призрака погибшей возлюбленной купца Дюжева, выступающего здесь чаще всего как dues ex maсhina, чересчур переслащенной фигуры мужа главной героини, наконец, вследствие противопоставления совсем уж плохих персонажей чересчур хорошим, как раньше сказали бы, голубым героям. С другой стороны, именно этот роман очевидно прибавляет популярности М. Щукину среди читательниц, хотя «Несравненную», конечно, несправедливо было бы охарактеризовать как женский бестселлер, ибо в нем наличествуют все лучшие качества сибирского вестерна нашего романиста: погони, перестрелки, предательства и каверзы злодеев, благородство простых порядочных людей, жизнь крестьянства, купечества, казачества, мир и война, дорога как символ бесконечного движения в поисках лучшей доли, а среди всего этого и над всем этим - жизнь и голос русской артистки, в облике которой проступают черты нескольких знаменитых певиц начала ХХ века, прежде всего Анастасии Вяльцевой, чья судьба была прекрасна и горька, а жизнь, как полет певчей птицы, вольна и коротка. Разумеется, роман и в принципе-то - не биография, а в данном случае образ Арины Бурановой формально и вовсе не схож с реальной биографией Вяльцевой, но автору удалось большее, нежели восстановление облика почти забытой ныне, а некогда знаменитой певицы из средней полосы России. Ему удалось передать дух и душу русской артистки, мало того, бессмертную душу русской песни, которая остается с народом, несмотря ни на какие общественные пертурбации.

И, в заключение, отмечу еще одно качество, выделяющее «Несравненную» среди других романов Михаила Щукина. Именно в ней наиболее заметно опытному читательскому глазу, насколько стесняют автора жесткие рамки приключенческого романа, даже истерна, который позволяет писателю раздвигать их едва ли не сколь угодно широко. Но все же рамки есть рамки, а - вспомним классику - «пределы русскому народу не поставлены», и, стало быть, можно надеяться на то, что великий сибирский тракт, где происходят главные события романов Щукина, в конечном счете выведет писателя из пределов приключенческой беллетристики в тот мир, где живут, любят и страдают герои авторского вымысла, почти или вовсе неотличимые от настоящих живых людей. Иначе говоря - из популярной беллетристики в большую литературу.

««Дорогой длинною…» Сибириада Михаила Щукина»
Год издания: 2013

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я