Девочка, Бабушка, Пикассо

Граник, Сарра-Мария
повесть / ил. Е. Коробейниковой. - Новосибирск: Изд-во "Свиньин и сыновья". - 234 с., ил.

 

Год издания: 2011
Рецензент: Распопин В. Н.

    Право же, когда Ломоносов пророчествовал о том, что богатство земли российской прирастать будет Сибирью, вряд ли он думал о литературе. Мы, живущие небогато и через триста лет после высказываний холмогорского пророка, вынуждены, однако, гордиться именно словесностью - больше похвастать нечем. Разве что областью балета, да и та теперь тоже куда-то отдрейфовала, как веселый берег в "Андеграунде" Кустурицы.
    А что, разве не так, разве не с нашего берега Астафьев, Распутин, Шукшин, а в последнее время - Скакун и Граник? С нашего. Берег, правда, большой, а список мой, хоть и неполный, - маловат, зато надежен. Никаких авансов: три бриллианта и два алмаза чистой воды, пусть пока еще и в обработке.
    В том, что тридцатилетняя писательница - именно писательница (в том, самом главном значении этого слова, которое еще совсем недавно придавалось ему в "самой читающей стране"), а не литератор, не беллетристка, не постмодернистка, не тому подобные вроде как синонимы - Сарра-Мария Граник - еще не бриллиант, но алмаз чистой воды, у меня нет ни малейших сомнений. Надеюсь, их  не будет и у всех, кто прочтет вышедшую в новосибирском издательстве "Свиньин и сыновья" повесть "Девочка, Бабушка, Пикассо".
Названная книга - не дебют тридцатилетней писательницы. Она уже успела издать несколько детских вещей и получить за них литературные премии и отличия. Да, собственно, и "Девочку, Бабушку..." тоже уже отметили в Тюмени, где живет Сарра-Мария.
    О чем эта повесть? О времени и о себе? Конечно, хотя степень автобиографичности ее вполне может быть и не столь уж высокой. О быте - прошлом, советском, но и о теперешнем, ибо, по словам поэта, "мы всегда так живем"? Разумеется. Но больше все-таки - о бытии, том самом, нашем, что определяет сознание, однако разумению поддается с трудом.  О людях, живущих несмотря ни на что, или лучше сказать: выживающих вопреки. Даже, черт возьми, не во имя, а вопреки - как трава. Под Пикассовой птичкой, абсолютно недоступной в поднебесье и совершенно символической на фоне конкретных полуоживших и вовсе  мертвых булыжников, меж которыми, изламываясь, как бродячие синие акробаты, мы все и живем, вырастая, колготясь и колотясь, дряхлея и помирая. Артисты!..
    Вот о нем, об артистизме уродства, таком привычном, таком всегдашнем - от колыбели до погоста, о красоте кошмара наших некоммуналок, где ясным глазам дитяти предстают сумасшедшие старухи, спившиеся интеллигенты, неустанно трудящиеся на благо народа чиновники, короче сказать, о любви во время чумы (а разве бывает другая любовь?) - и рассказывает тридцатилетняя писательница в своей повести.
    Я бы даже сказал: не рассказывает, а показывает, ибо "остранение" здесь - не прием, оно тотально, оно проникает и пронизывает все и вся. На него, на "остранение", как камешки на нитку, нанизываются пейзажи и персонажи, чувства и поступки, нормы и аномалии, русские и евреи, скандалы и "чувства добрые", "пробуждения лиры" и "сумерки богов"...
    У Гюго, в романе "Человек, который смеется", Урс - то ли бродячий артист, то ли бог, то ли добрый демон, - заметив чувство, возникшее между опекаемыми им слепой девушкой и изуродованным компрачикосами юношей, произносит фразу, которая могла бы быть самым точным эпиграфом к повести Сарры-Марии Граник. Он говорит, повторяя и пародируя Христа: "Любите друг друга, скоты!"
    Вот об этом, о любви-ненависти двух, вероятно, с молодости соперничающих между собой старух-сестер, растящих (когда? - всегда: в семидесятые, восьмидесятые, а может, в девяностые или десятые!) пятилетнюю девочку, чьими глазами мы видим все происходящее,  и рассказывает повесть о внучке, для которой мир - это хрущевка с  десятком фланирующих в поле зрения ее обитателей - алкашей и просто сиротин, о Бабушке - богине-праматери убогого и все-таки обустроенного (как бы нам бы наконец бы обустроить Россию, Александр Исаевич?) мирозданья, только-только приоткрывающегося разумению ребенка, и об Этой Убогой - горбатой и сумасшедшей Бабушкиной сестре, находящейся почти до самого конца истории на воле в состоянии ремиссии и забивающей своей вонью ароматы Бабушкиной амброзии, вызывая почти непрестанно гнев сего иудейского Господа в юбке...
    В общем, читатель, пред тобой трагикомедия, вещь ироническая, вещь, исполненная черного юмора, печальная пародия на книгу Бытия, этакий постскриптум к Библии, нет, новое начало после окончательного отшествия Христова (вместо обещанной евангелистами попытки намбе ту). И согласно этой попытке, этой грани (к) - Един, Един Бог Иудейский, и Он - Бабушка (всегда с прописной буквы), а дух - не Бог,  не свят  - провонял Этой Убогой, ну а третья ипостась - не смешите меня... Она-то, третья ипостась, можно думать, и рассказала всю эту историю. Всю эту немножко претенциозную, но, в сущности, такую простую и правдивую историю, в которой печали больше, чем радости, но любовь оказывается сильнее самолюбия, равнодушия и даже смерти. Потому что дух, даже если он и не свят, и убог, и отдает старческим, давно не мытым телом, все равно бессмертен - он дышит, пока дышим мы, родства не забывшие.
    Прочтите эту повесть, великолепно написанную Саррой-Марией Граник, превосходно проиллюстрированую Еленой Коробейниковой, отлично - в карманном формате и твердом переплете - изданную "Свиньиным и сыновьями" и предназначенную всем нам, постсоветским гражданам, еще не разучившимся видеть, слышать и сочувствовать, вне зависимости от возраста, образования и вероисповедания... Ведь постсоветские же мы!..

«Девочка, Бабушка, Пикассо»
Год издания: 2011

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я