Корней Чуковский
Лукьянова И.В.
М.: Молодая гвардия. - 990 с. ("Жизнь замечательных людей")
Год издания: 2006
Рецензент: Распопин В. Н.
Автор "жэзээльной" биографии Чуковского Ирина Лукьянова, насколько мне известно,
жена автора "жэзээльной" биографии Пастернака Дмитрия Быкова. Некоторые страницы
книги о Чуковском даже написаны ими совместно. Обе биографии весьма объемисты,
лукьяновская же - чрезмерно. Тысячестраничный том, который совершенно невозможно
прочесть зараз, но приходится несколько раз откладывать, порой в дальний ящик,
повествует далеко не только о Чуковском, его семье и окружении. Это столько же
портрет на фоне эпохи старика Чуковского, знававшего царей (и каких царей!) вдвое
больше числом, чем Пушкин, сколько и наоборот - портрет эпохи при свете "чуковской"
лампады. Если книга Быкова о Пастернаке была не только подробна и концептуальна, но и вдохновенна, то книга Лукьяновой
о Чуковском более всего - дотошна, написана как бы под пастернаковским девизом
"во всем... дойти до самой сути". Нередко кажется читателю, дольше И.В. Лукьяновой
жившему в век Чуковского, что автор от страницы к странице, от главы к главе своего
сочинения как бы сознательно вживляет саму себя в эпоху своего героя, открывает
ее для себя и так ею зачаровывается, что забывает о самом главном. А что для писателя
самое главное? Нет, вы ошибаетесь, совсем даже не его герой, а - читатель. Которому, читателю,
то бишь, опять же нередко бывает с автором просто скучно, ведь, представьте себе,
что кроме тех, кто впадает в тоску, лишь завидев тысячестраничный фолиант, есть
еще читатели, просто хорошо знакомые и с книгами самого Корнея Ивановича, и с
книгами его детей, и с книгами о нем. А вот как раз те, кто с книгами Чуковских
не встречался вовсе или знаком шапочно, то есть те, кто, по идее, как раз и должен
бы читать работу И. Лукьяновой, именно они-то ни за что и не прочтут ее - пожалуй,
даже если б и захотели. Потому как не смогут, не сдюжат!
В связи со сказанным сформулирую вопрос (разумеется, вполне риторический)
к редакции серии и к автору рассматриваемого фолианта: зачем и для какого именно
читателя создан и издан сей громоздкий, пусть и небезынтересный, как будет сказано
далее, труд? Ни нынешний школьник, ни учитель этого объема не осилят - даже в
кошмарном сне. А для кого тогда издаются книги серии "ЖЗЛ"? Для коллекционеров,
для последних из читателей-могикан, вроде вашего покорного слуги, то есть для
сузившегося до тех пяти тысяч экземпляров, что обозначены в выходных данных книги,
узкого круга интеллигенции, которую всей своей жизнью и непрестанной работой пытался
взращивать герой труда Ирины Лукьяновой?
С другой стороны, этот текст никакого отношения к академическому литературоведению
не имеет, что само по себе замечательно и чего автор, наверное, добивалась сознательно,
ведомая любовью к своему герою, всегда остававшемуся прежде всего культуртрегером.
Мне кажется, что главной целью для автора было написать именно "чуковскую" по
стилю книгу - ведь получилась же у Быкова книга подлинно "пастернаковская" по
духу. И в смысле простоты изложения, полного отсутствия узкоспециальной терминологии
и прочих филологических заумствований ДСП "чуковская" книга Ирине Лукьяновой удалась.
Но... Но как быть с ее труднопроходимостью даже для опытного читателя, как быть
со скукой, в текстах самого Чуковского не ночевавшей? Понимаете ли, быковский
"роман" о Пастернаке завораживает, восхищает, кого-то, может, даже и возмущает,
а лукьяновский трактат - с каждым новым обращением к нему после всё учащающихся
и учащающихся перерывов, когда читается что-то другое - те же, например, статьи
молодого старика Чуковского - вызывает дрожь: Боже мой, еще шестьсот, четыреста,
триста пятьдесят страниц!.. Еще двести страниц монотонного рассказа убористым
шрифтом новой "жэзээлки"... Этакий, право, нескончаемый "домнародовский" коридор
из "12 стульев".
Это были минусы. Перехожу к плюсам. Их немало. И если бы не издание в "ЖЗЛ"
- просветительской серии, которая, вообще-то говоря, обязана - слышите ли, господа издатели? -
обязана работать прежде всего и главным образом для того читателя, который сможет изданную вами книгу дочитать до конца (сие означает, что издания ваши должны быть по существу и по форме не академическими,
а популярными и просветительскими, то есть исполненными доступно и артистично)
- так вот, если бы не издание в "ЖЗЛ", труд Ирины Лукьяновой можно было бы счесть
не только состоявшимся, но, за минусом все-таки чрезмерного объема, едва ли не
лучшим из написанных о Чуковском.
Как же так, ведь только что я высказывал серьезные претензии и вдруг - едва
ли не лучший труд? А вот как. Книга почти безупречна в содержательной части. Ей
- да, недостает яркости, недостает чуковской легкости, изящной словесности и,
если угодно, полета и интриги, но как история тяжкого и, что весьма существенно,
гораздо более тайного, чем явного противостояния поэта и эпохи, как история не
столько даже жизни, сколько борьбы за жизнь мужественного человека и настоящего
отца семейства, самому себе недаром давшего имя Корней, она без сомнения хороша.
А история многолетней, по сути же - пожизненной борьбы за жизнь Корнея Чуковского
- это действительно история выживания страны в самую страшную эпоху. История жизни
прекрасного семьянина Корнея Чуковского - это история его семьи, а значит - биографии
его жены и детей. Двое из них, как сам Корней Иванович, были писателями и, стало
быть, история жизни писателя Чуковского - это и история книг трех авторов из одной
семьи. (Здесь видится отчетливая перспектива для И.В. Лукьяновой, которая могла
бы продолжить свою "чуковиану" книгой о глубоко уважаемой ею Лидии Корнеевне,
а может быть, и книгой о Николае Корнеевиче, особенно учитывая то обстоятельство,
что об этом писателе сегодняшний молодой читатель вряд ли вообще что-нибудь слышал,
а между тем его "Водители фрегатов", например, совсем неплохая книжка.)
Еще: история жизни Корнея Чуковского - это история (внешне, может быть, и
незаметного, но внутренне мучительного) вечного одиночества в толпе пусть небольшого,
но подлинного поэта, ибо Чуковский - прежде всего и главным образом поэт, а не
ученый и даже не критик (невзирая на то, что он, самоучка, не допущенный законом
о кухаркиных детях к высшему образованию, по существу, создал русскую литературную
критику ХХ века и вдобавок к тому жанр литературного портрета, как и на то, что
открыл читателю поэзию Некрасова, заживо погребенную в мавзолее истории революционного
движения); поэт же, даже если он экстраверт и семьянин, не может не быть одинок,
ведь музы не являются коллективу.
И еще: незаконнорожденный Чуковский, сын украинки и еврея, прачки и потомственного
почетного гражданина славного города Одессы - воистину, "беззаконная комета в
кругу расчисленном светил", ибо судьба этого без каких-либо сомнений по-настоящему
русского человека, в чьих жилах, однако, не текло ни капли русской крови, - не
просто подвижническое служение русской культуре и русскому языку. Так сложилось,
что к концу жизни Чуковский, как древний, доставший до сердца земли древесный
корень, сам стал ею, русской культурой, ведь именно он, а никакой не всеобуч,
научил нас читать.
А еще старик Корней был и впрямь "мед и яд" - и злоязыкий жизнелюб, и трезвомыслящий
аристократ духа, и чадолюб, и жестокий гаер - всё он... ну так ведь и жить ему
выпало в век торжествующих фигляриных.
Вот обо всем этом в мельчайших подробностях и рассказывает биография Чуковского,
написанная Ириной Лукьяновой. Но еще больше, как уже говорилось выше, она рассказывает
о веке-волкодаве и об истории СССР, которую - и это, без сомнения, авторский прием
- исследовательница как бы (впрочем, может, и не как бы, а на самом деле) открывает
для себя впервые или заново - и не может во весь этот бред и ужас поверить, и
поверяет открытое стихами, статьями и дневниками своего героя, то медоточивыми,
то злыми, то восторженными, то гибельными. А там, где его писаний не хватает (или
писаниям не хватает соли), на помощь приходят тексты старшей дочери, казалось
бы, во всем совершенно противоположной отцу, принципиально отличной от него, жизнелюбца,
которого личные и общественные трагедии даже всем скопом не смогли скосить, разве
лишь самые страшные, такие, как смерть после тяжких страданий одиннадцатилетней
любимой младшей дочки, подкашивали на время. Полюса, однако, притягиваются, параллельные
сходятся в бесконечности, отцы не только ниспровергаются детьми, но и измеряются
ими.
И ведь действительно, права Ирина Лукьянова, получается так, что именно Лидией
Корнеевной единственной и можно сколько-нибудь точно поверить Корнея Ивановича.
Ну а парой этой, отцом и дочерью, - своего рода рудиментами культуры и совести,
по странной прихоти природы не отмершими вместе с дооктябрьской эрой, - измерить
ушедшую навсегда эпоху со всем ее адским величием, ибо ведь и впрямь никого из
той жизни теперь уже не остаётся, а скоро и ничего не останется. Разве что вот
памятники на литераторских мостках, куда, как известно, ходят не плакать, а любопытствовать.
Но может быть, тот "вывихнувшийся век", что превратил писателей в инженеров душ,
живых людей - в винтики, а миллионы мертвых - в статистические сводки, иного и
не заслуживает - лишь холодного любопытства тех немногих, кто по долгу службы
роется в окаменевшем...
«Корней Чуковский»
Год издания: 2006
А
Б
В
Г
Д
Е
Ж
З
И
К
Л
М
Н
О
П
Р
С
Т
У
Ф
Х
Ц
Ч
Ш
Щ
Э
Ю
Я