ПАРФЮМЕР: ИСТОРИЯ ОДНОГО УБИЙЦЫ

Режиссер Том Тыквер

Роман Патрика Зюскинда, мгновенно ставший бестселлером, вышел в свет в 1985 году, у нас был напечатан в журнале "Иностранная литература", как помнится, в начале 90-х. Читали его тогда все - это еще было время, когда страна читала книги и выписывала толстые журналы. С другой стороны, это уже было время, когда рухнула советская власть вместе с ее жестокой и очень часто просто тупой цензурой, но, к сожалению, и вместе с профессиональными редакторами и корректорами. На головы читателей обрушился не только вал запрещенной ранее классики ХХ века, но и целый океан плохо переведенной и еще хуже изданной попсы. Однако "Иностранка", хоть и перестроилась вместе со страной, держалась по преимуществу все же прежних принципов - работала качественно и из западных литературных новинок чаще всего выбирала лучшее.

Постмодернистский роман Зюскинда - философский триллер в тщательно прописанном историческом антураже - был, несомненно, из лучшего. По крайней мере, в формальном плане. Стилистически безупречный, написанный не для собрата-писателя, а для грамотного читателя, великолепно переведенный на русский язык, он позволял и следить с неотрывным вниманием за фабулой, и наслаждаться хорошим слогом, и получать удовольствие от слежения за чисто постмодернистским изобилием ссылок на классические и околоклассические образцы, из которых сшивалось авторское полотно. С годами популярность "Парфюмера" лишь росла, а за творчеством затворника Зюскинда, этакого немецкого Сэлинджера, русскоязычный читатель старался внимательно наблюдать. И Зюскинд, в общем, не подводил, выдавая весьма симпатичные пьесы, сценарии и небольшие по объему повести. По-настоящему же "блеснул", пожалуй, только в "Контрабасе" - одновременно повести и пьесе для чтения, и в ироничном фильме "Россини", снятом по его автобиографическому сценарию. Тем не менее, если даже ничего равного "Парфюмеру" Зюскинд больше не напишет, этот роман в истории литературы, надо думать, останется.

Вероятно, думаю так не я один, потому что об экранизации романа поговаривали давно. Сам Кубрик высказывал желание снять фильм, однако в конце концов счел эту затею невозможной. Кубрика понять нетрудно: "Парфюмер" - чисто словесное и чисто постмодернистское искусство. Эта "История убийцы" рассказывает об убийце и тем более об убийствах вскользь, можно сказать, в последнюю очередь. Захватывающе интересная, она захватывает не криминальными происшествиями, даже не психологическими трюками, но описаниями запахов или абсолютно производственными подробностями изготовления духов, а еще больше самой паутиной отсылок к предшественникам в западной литературе. Все это, конечно, совершенно некинематографично. Но почему бы не попробовать, тем более что основные тексты, с которыми "играет" Зюскинд, - "Простодушный" Вольтера, "Робинзон Крузо" Дефо, "Человек, который смеется" Гюго, "Франкенштейн" Мэри Шелли - экранизировались неоднократно и вполне успешно? Почему бы не попробовать? И приятель Зюскинда, продюсер Бернд Айхингер, двадцать лет обхаживал нелюдимого писателя, пока у того, видимо, не исчерпалась пламенная страсть к собственному детищу.

Айхингер написал сценарий, затем отдал его на обработку знаменитому Эндрю Биркину, после чего за работу над фильмом взялся один из самых талантливых и успешных европейских "сорокалетних", режиссер Том Тыквер. Последний известен широкому отечественному зрителю прежде всего великолепной картиной "Беги, Лола, беги" и несколько затянутой молодежной мелодрамой "Принцесса и воин". А вот куда более убедительные, на мой взгляд, нежели "Принцесса и воин", его работы "В зимней спячке" и особенно "Рай" - экранизация сценария, написанного, но, по причине ранней смерти, не осуществленного классиком польского кинематографа Кшиштофом Кесьлевским, не столь популярны.

Во всяком случае, из одного этого перечисления видно, что Тыквер (кстати, не только режиссер и сценарист, но и профессиональный композитор) - художник одаренный, многогранный и бесстрашный: сделать дело классика за классика - не шутка! С тем же бесстрашием талантливый кинематографист осуществил и постановку "Парфюмера". Безусловно удачную. Во всяком случае - формально. Заместив запахи яркой музыкой и живописью, тщательнейшим образом восстановив исторический антураж (середина XVIII в.), собрав сильную актерскую команду, отлично выполнившую свою задачу, Тыквер сделал не просто альбом блестящих иллюстраций к роману, но в каком-то смысле его кинематографический эквивалент. Правда, не без потерь, и весьма существенных. Они-то и не позволяют рецензенту дать картине восторженную оценку.

Впрочем, потери, по всей видимости, были неизбежны. И не только потому, что слух и обоняние - разные вещи, но прежде всего потому, что ни слух, ни обоняние не восполняют того, что дает речь, язык. Дело в том, что герой Зюскинда - гений и урод, имморальное чудовище - почти не говорит, но постоянно думает, причем думает по большей части носом. Это передать нельзя никакими кинематографическими ухищрениями, никаким закадровым текстом "от автора". Но, быть может, это даже и не главное. Главное, пожалуй, в самом имморализме героя. Гренуй - не злодей. Он убивает так же, как работает, он убивает, как животное - дабы насытиться. Просто его голод - иного происхождения, нежели животный. Голод Гренуя - голод творческий, голод гения, для которого не существует ничего, кроме дела, для которого он рожден. Он по-своему даже прекрасен в этом своем уродстве, в этом имморализме.

Замечали ли вы, читатель, ловили ли себя на том, что, читая иные романы, вы сочувствуете убийцам? Ужасались ли самим себе, восхищаясь приключениями какого-нибудь графа Монте-Кристо или, не дай Бог, Джека Потрошителя? Гренуем, точнее, конечно, Зюскиндом, придумавшим Гренуя, невозможно не восхищаться. Его герой, оставаясь самим собой, постоянно меняет обличья, становясь то Гуинпленом, то монстром Франкенштейна, то Робинзоном. И изменения эти подготовлены, отнюдь не калейдоскопичны. Выходя из одной ипостаси, Гренуй в другую входит уже с тем наследием, какое получил в предыдущей. Другое дело, что принципиально его это не меняет, так сказать, не учит, ибо учится он иному. В этом плане философский, да и художественный центр тяжести романа - большой эпизод, повествующий о бегстве героя от цивилизации, где вольтеров Простодушный перерождается в Робинзона Дефо. И вот этот-то центральный для философии романа, необходимейший для его понимания эпизод практически отсутствует в фильме. А возмещается (как бы!) тем, о чем в романе говорится вскользь, - чередой убийств, в сущности, подробно показывающих нам то, что заботило Зюскинда и Гренуя менее всего.

В многочисленных сетевых рецензиях на фильм Тыквера о самом фильме говорится меньше, чем о романе. Это понятно и справедливо. Несправедливо же чаще всего именно то, что говорится о романе. И несправедливость эта заключается непосредственно в том, что вопреки и законам анализа текста, и здравому смыслу, Зюскинд обвиняется в том же, в чем и его герой - в имморализме. И не только Зюскинд, но и постмодернизм вообще. Я вовсе не собираюсь защищать здесь господ Сорокиных, их компанию и кампанию, просто напомню, что постмодернизм - это не "Голубое сало", постмодернизм - это Набоков и Маркес. И пусть кто-нибудь попробует доказать, что "Сто лет одиночества" - имморальная книга!.. Не следует путать большого художника с производителями переводных картинок. Имморальный герой Зюскинда не есть Зюскинд, как Печорин - не есть Лермонтов.

Но вернемся к фильму. Замещение подробностей внутренних литературных перерождений героя подробностями осуществляемых им многочисленных убийств статных девиц, может быть, и не делает эту историю, как думают некоторые критики, еще одним прискучившим рассказом о маньяке (помолодевший, похудевший и подурневший Ганнибал Лектер, переодевшийся из пиджака в камзол), но, безусловно, снижают и сам его гений, и ощущение того холодного ужаса, смешанного с омерзением, с каким воспринимает эту фигуру читатель. (Восхищение сочинением вовсе не означает восхищения героем, но и ужасаясь деяниями Гренуя, мы, однако, не теряем некой доли сочувствия к несчастному. Стало быть, постмодернистская отстраненность вовсе не загоняет нас в стойло имморализма, а, следуя классическим заветам, призывает милость к падшим.) В сущности, герой Зюскинда, это такой вывернутый наизнанку франкенштейнов монстр, одновременно жуткий и жалкий. Персонаж же, сыгранный молодым британским актером Беном Уишоу, и не жуток, и не жалок. Вовсе не остраненный, а именно отстраненный, не обретший истин, открывшихся литературному Греную в пещере, он выглядит здесь ab ovo лишенным не запаха, как в романе, а плоти. Между тем в книге плоть у него была - омерзительная, а душа и ум уродливо замещались гением.

Удивительно, но факт: некий критик увидел в персонаже Уишоу Гамлета, мотивируя свой домысел тем, что Тыквер взял актера тепленьким непосредственно со сцены, где тот как раз играл датского принца. Что ж, если Гамлет - это замороженный, упертый в одну точку взгляд, то - перечитайте "Гамлета", господа, или хоть пересмотрите, только, упаси боже, не в гибсоновском варианте...

Уишоу играет неплохо, но сам он, внешне, слишком, пожалуй, хорош для этой роли. И слишком скован, просто потому что расковаться ему не дали, лишив центральной сцены самопознания в пещере. И тем самым из маньяка гениальности превратили, по сути, в убийцу красоток.

Высокий профессионал Алан Рикман, играющий отца последней жертвы Гренуя, сильную, но не наделенную гением личность - единственную, способную если не справиться с героем, то хотя бы отчасти "вычислить" его, - Рикман делает свое дело по-английски точно, тонко и прохладно. Все прочие в фильме - исполнители эпизодических ролей, они на месте, но заменимы.

Все, кроме Дастина Хоффмана, который сыграл здесь небольшую, но, кажется, одну из самых лучших ролей в своей актерской биографии. Хоффман устроил зрителям подлинный праздник лицедейства, причем сделал это едва ли не на пустом месте - ведь общение с его персонажем экранного Гренуя длится от силы 20 минут. Наверное, образ вышедшего в тираж старого парфюмера, созданный великим американским актером, несколько иной, нежели тот, что написан Зюскиндом, однако он, безусловно, украшает фильм. К тому же и восполняет отсутствующую в картине линию взаимоотношений героя с неким маркизом-естествоиспытателем, к которому Гренуй попадает после возвращения из пещеры. Этот самый маркиз - полная противоположность старому парфюмеру и в то же время его двойник, как бы символизирующий другую ипостась жалкого и блестящего столетия Вольтера.

Вряд ли есть необходимость подробно анализировать ключевой для романа и фильма эпизод - сцену свального греха, в какой впадает провинциальный город парфюмеров Грасс, загипнотизированный изобретенным Гренуем идеальным ароматом: гений исполнил свое предназначение, ни он миру, ни мир ему больше не нужны. Сцена сделана с замечательным целомудрием и, кроме того - для меня в этом нет никаких сомнений - отсылает к почти аналогичной сцене в классической ленте Антониони "Забриски Пойнт". Стоит ли говорить о том, как важна эта отсылка и в общекультурном, и в кинематографическом, и в историческом контексте?..

Сцена сделана так сильно, что смотрится истинным финалом картины, тем более что завершающий эпизод вряд ли понятен тем, кто не читал книжку. А финал романа и страшен, и смешон, и потрясающе логичен. Гренуй гениален, но и гениально же глуп, Гренуй не только не нужен миру, но и невозможен в мире. Он есть, но его - гения обоняния без собственного запаха - его ведь как бы и нет. Созданный им для себя идеальный аромат, низринувший в тотальную групповуху маленький городок, не сработает в Париже, куда возвращается феноменальный идиот, успешно завершивший свой квест. Точнее сработает, но с железной логикой от противного. В скромной провинции на идола молятся, в развращенной столице его съедают обитатели того самого дна, откуда он и произошел. Съедают самым что ни на есть форменным образом.

Что в данном случае остановило всевидящую камеру Тома Тыквера, отчего финальный эпизод решен пуританским способом - я объяснять затрудняюсь. Может быть, режиссер убоялся цензоров, надзирающих за американским прокатом.

Каковы же выводы? Думаю, что в качестве экранизации это вполне достойная работа. А вот будет ли у картины своя, самостоятельная жизнь в отрыве от книги, тем более - долгая жизнь, отнюдь не уверен. Смотреть или не смотреть - не вопрос. Смотреть. Хотя бы для того, чтобы потом прочитать или перечитать роман.

Фильм «ПАРФЮМЕР: ИСТОРИЯ ОДНОГО УБИЙЦЫ»
Год выпуска: 2006

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я Прочие