КАЦЦИ (KOYAANISQATSI; POWAQQATSI; NAQOYQATSI)

СВОБОДНЫЙ ОТ ГОРОДА И МИРА , ИЛИ ТРИПТИХ ВЕЛИКОГО МАРГИНАЛА

Мы - киборги, инопланетяне на собственной планете. Наша жизнь - это промышленный конвейер, наш мир - это пластиковая матка искусственной вселенной Технология заменила нам Бога

Идея, которую я полностью отклоняю, и которой всегда буду противиться, это идея, что в каждом из нас живёт зверь. Что в наследие от своих животных предков мы получили инстинктивное стремление к насилию и вековую жестокость! Что убийства неизбежны, как стремление к продолжению рода. Это дрянная биология, но насколько же она популярна! Я верю во врождённое совершенство людей.

Годфри Реджо

Койанискацци - наиболее знаменитый и успешный эксперимент в области абсолютного кино, не нуждающегося ни в сюжете, ни в героях, ни в закадровом тексте.

Алексей Медведев

Безумный мир, жизнь, вопиющая о необходимости перемен - магическое существование, пожирающее себе подобных ради продления самого себя - война как образ жизни . Примерно так расшифровываются странные для нашего слуха названия философских кинодокументов, составляющих, быть может, единственную, во всяком случае, самую знаменитую трилогию (а лучше бы сказать триптих) в жанре документального кино. Безумный мир западной цивилизации, в начале 80-х ещё казавшийся способным к кардинальным переменам увиденная глазами западного человека в конце того же десятилетия магия Востока, как бы от века замкнутого в самом себе и себя пожирающего совмещение несовместимого в начале нового тысячелетия, конвергенция, приведшая человечество на грань самоотрицания.

В этих фильмах нет человеческой речи (ибо человек творит руками и, как можно предполагать, зачастую неосмысленно), нет прямого, поступательного развития от начала к финалу (его заменяет гениально смонтированное движение по кругу), нет довлеющей авторской публицистики, нет как такового привычного документализма. Есть камера и музыка в каком-то завораживающем единении, как бы в песне без слов, не позволяющей однозначно определить, кто именно солирует музыкант или художник. Я рад, - говорил режиссёр в интервью, данном Кириллу Разлогову, - что музыка Филиппа Гласса завершит эту трилогию вместе со мной. Музыка Филиппа - это музыка, которая создана человеком, а потом технически трансформирована. Для меня квинтэссенция музыки и фильма носит не минималистский, а машинный характер (здесь и далее цитируется беседа, состоявшаяся зимой 2001 г. в Нью-Йорке, в студии Годфри Реджо на Манхеттене).

Ясно, однако, что дирижирует всем действом мыслитель сродни тем, кого древние называли мудрецами, потому что, выстраивая тему, автор допускает, даже предполагает неоднозначное, полемическое её восприятие зрителем и критиком. Мы пытались показать обычные вещи с необычной точки зрения. Целью фильма было вывести на первый план то, что обычно снимается второй съемочной группой. Мы убрали из фильма сюжет, персонажей и актеров, и поставили на первый план фон... У нас не было языкового повествования, а было повествование музыкальное. Зритель воспринимал непосредственно музыку, которая не проходила через разум и язык Музыка помогает зрителю почувствовать смысл. Мы сознательно отказывались от откровенной назидательности. Мы не старались показать какую-то одну точку зрения. У меня, конечно, была своя точка зрения, но я старался сделать так, чтобы зритель мог воспринять картину по-своему Одним кажется, что этот фильм - гимн во славу техники, другим кажется, что это гимн во славу современной цивилизации и городского образа жизни, третьим - что он призывает к охране окружающей среды. Я предпочитаю дать возможность зрителю решать самому. Делая фильм, можно совершенно точно подвести зрителя к определённой точке зрения. Я старался этого избежать .

Тем не менее и видеоряд, и ряд музыкальный (состоящий из нескольких запоминающихся мелодических фраз, бесконечно повторяющихся и, таким образом, подобно видеоряду, как бы замыкающихся в круг), и, наконец, завершающие каждый фильм эпилоги - смысловые расшифровки названий - дают возможность прочесть трилогию более-менее однозначно. Речь здесь, как мне представляется, идёт о том, что есть человек созидающий, причём созидающий главным образом вопреки - в противостоянии с Богом, природой и самим собой.

Противостоянию Богу и Его творению посвящена прежде всего первая, художественно наиболее сильная часть трилогии, её бесконечные и бесконечно противопоставляемые друг другу панорамы чистого, открытого, грозного, стихийного Божьего мира и хаотичного, мелькающего, грязного, кажется, лишённого всякого смысла и цели, поданного в ускоренном изображении муравейника человеческой цивилизации, Западного, а точнее Северного, высокоиндустриального образца. Это противостояние, однако, ни в коей мере не носит романтического характера, ибо трезв и пристален взгляд создателя, Годфри Реджо, монаха-расстриги и кинематографиста, так сказать, вне цеха. Всё что делает, всё, чем живёт современный цивилизованный человек, всё, что он создаёт, направлено на переделку Божьего мира, на то, что ещё недавно у нас называлось битвой с природой , а, следовательно на самоуничтожение. Так, будто бы и в самом деле человек не ведает, что творит, перманентно существуя в некоем опьянении. Койанискацци ассоциируется у меня с наркотиком - кокаином, потому что в таком мире мы живем - безумном, суматошном мире , - говорит режиссёр.

Второй фильм, Повакацци , - противостояние человека цивилизации, попытка противопоставить безумному миру Севера (Запада) мир Юга (Востока), с его древней культурой, немеханизированной, нероботизированной, с его человеком-мыслителем и человеком-тружеником. Но попытка отнюдь не руссоистская. Казалось бы, здесь человек должен быть ближе к Богу, к природе; оказывается же он, быть может, ближе лишь к самому себе такому, каким явился на землю из рая, дабы в поте лица добывать хлеб и в муках рожать. Ибо некогда ему, Адаму пашущему, да и незачем думать о высоком и вечном, как некогда и незачем философствовать муравью: грядет голодная зима после полуголодного лета. И вот пристальная всевидящая камера автора рапидом вглядывается в изборождённые морщинами лица, в пластичные, но преждевременно увядающие тела - нагруженные, загруженные, перегруженные, зомбированные, одурманенные тяжким, непосильным физическим трудом. Наркотик под Повакацци - это опиум, марихуана, что-то более мягкое, внутреннее. Мы снимали его, используя длиннофокусные объективы и ускоренную съемку: 72 кадра в секунду. Я хотел соединить, перемешать все страны Юга в один узнаваемый образ-памятник. Я хотел показать, что медленное лучше быстрого, продукт, созданный ручным трудом, лучше, чем созданный посредством техники .

Лучше?

Безусловно, лучше, хотя бы душевно чище, естественнее, тем более что в третьем фильме, Накойкацци , предъявлен уже вовсе не Божий, а человеком (в пику Богу?) созданный, по преимуществу не реальный, а виртуальный мир, мир, в котором ни Создателю, ни даже и создателям места нет. Мир, в котором сами его творцы превращены в картинки, иконки, восковые фигуры мадам Тюссо, скелеты, молекулы, цифры, завитки табачного дыма, свивающегося в ту роковою воронку, куда в конечном счёте затянут будет каждый из нас вместе со всем тем, что дано нам в ощущениях и для размышлений, нами не понято и переправлено по своему образу-подобию. Мир, в гордыне перевоссоздания окончательно утративший Бога, мир, где человек противостоит самому себе, природному своему естеству.

Подобно тому, как муравейник Койанискацци символизируют эпизоды разрушения (в начале взрываются заброшенные здания, в финале гибнет космический корабль), а Повакацци - напоминающие Бунюэля мексиканского периода картинки людей-муравьёв, ползущих, бегущих, идущих, взбирающихся по лестницам, сгибаясь от непереносимой тяжести, и в конце концов уносимых такими же муравьями вперёд ногами, мир Накойкацци , мир войны человечества с самим собой, символизирует нет, не марширующая солдатня и даже не красивый, но бессмысленный спорт, явленный как прекрасная цитата из Олимпии Лени Рифеншталь, но - иллюстрация к Библии, изображающая Вавилонскую башню. Возомнивший себя Творцом уничтожен будет самим собой. И никогда её не достроит, даже если заговорит на едином, всем понятном языке. Ведь таким языком в нашем раз навсегда разобщившемся и с веками лишь более и более разобщающемся мире может быть только язык войны: Настоящая война - это цена, которую мы платим за культурное, техническое счастье. Это повседневная агрессия против самой жизни. Я понимаю это слово, как цивилизованное насилие . Ну а к чему приводят войны, чем они кончаются, мы, живущие в безумном мире, хорошо знаем: не примирением хаосом, строительством новых вавилонских башен, замыканием в круг, из которого нет выхода.

Он - великий (потому что, как ни странно, понятный многим) маргинал и пессимист, Годфри Реджо, человек, не ужившийся ни с церковью, ни с цивилизацией. Но (и может быть, как раз потому) он самый свободный от urbi et orbi , от сочинительства и корпоративности художник нашего сегодня. Большой художник и честный мыслитель, которому не нужны актёры. И впрямь зачем они, коли весь мир театр , к тому же театр военных действий?..

Впервые текст опубликован в стартовом номере питерского журнала о кино "M-r First" (2005 г.)

Фильм «КАЦЦИ (KOYAANISQATSI; POWAQQATSI; NAQOYQATSI) »
Год выпуска: 1983

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я Прочие