Лирико-ироническая история американского маргинала и одновременно история американского кино глазами европейца.
Первые кадры картины сообщают зрителю сюжетец из джек-лондоновского мира: Аляска, собачья упряжка, везущая эскимоса по необъятным снежным пространствам, неожиданно проваливается в полынью. Борьба за жизнь, погонщик выбирается из воды сам, помогает выбраться собакам, разжигает костер и... проваливается в смертельный сон. Освобожденная от упряжи собака затаскивает бесчувственного в сани, и никем не управляемая упряжка привозит хозяина домой. Жена приводит его в себя, наутро эскимос вырезает из только что пойманной совершенно плоской большой рыбы пузырь, надувает его и протягивает маленькому сынишке. Тот выбегает из иглу на Божий свет, отец и мать предаются любви, а серый рыбий пузырь превращается в красный воздушный шарик и начинает дрейфовать в сторону Нью-Йорка.
Все это, быть может, произошло лишь во сне, или в воображении двадцатитрехлетнего мечтателя и потенциального самоубийцы (Дж. Депп), живущего в том же Нью-Йорке и зарабатывающего на хлеб странным занятием (что-то вроде клеймления такой же плоской, как та, из которой эскимос вырезал пузырь, рыбы).
Молодого человека навещает его двоюродный брат, тоже своего рода мечтатель, и едва ли не силой увозит в Аризону, на свадьбу дяди, торговца автомобилями. Дядя, страдающий неизжитым комплексом давней вины (некогда он находился за рулем машины, в которой ехали родители главного героя, и, вероятно, не справился с управлением), тоже почти силой уговаривает племянника остаться в Аризоне и попробовать себя в качестве торговца автомобилями.
В первый же день новой работы магазин посещают две дамы - 45-летняя мачеха (Фэй Данауэй) и ее падчерица, сверстница героя и наследница большого состояния. Обе они - маргиналки до мозга костей. Мечтатель влюбляется в старшую, несмотря на то, что она очевидная пожирательница сердец всех окрестных молодых людей, в том числе и его брата. А, может, как раз именно поэтому.
Далее следует история сумасшедшей любви и ревности, этакий дурной магнетический сон, во время которого герой мечется между двумя обреченными страстями и... строит летательный аппарат для любовницы, на котором собирается увезти ее на Аляску. Строительство это тоже обреченное, как потому что мечтатели способны только мечтать, так и потому что падчерица еженощно разрушает то, что парень построил за день. Получается, таким образом, вывернутый наизнанку мотив Пенелопы. Мало-помалу в борьбе двух истеричек за душу (тело) героя начинает перевешивать молодость, но... сны маргиналов - на то они и маргиналы - чаще всего оборачиваются кошмарами. Притяжение смерти, неявное в поведении молодого человека и совершенно очевидное во всем облике падчерицы, то и дело проявляющееся в ходе фильма, в финале разрешается двойным самоубийством.
Смерть падчерицы нам показана отчетливо, смерть героя мы можем лишь предполагать, судя по тому, что в последних кадрах картины он попадает в пространство, до боли похожее на зазеркалье "Орфея" Жана Кокто, откуда астралом (или все-таки мечтами?) переносится вслед за плывущей по воздуху плоской рыбой, несомненно символизирующей в картине смерть, вновь на Аляску, где на пару с умершим дядей и встречает возвращающийся, как перелетная птица, красный шарик судьбы. Как пел Булат Окуджава: "Девочка плачет - шарик улетел... Плачет старуха... А шарик вернулся".
Что касается цитатности картины, то о ней можно рассказывать и рассказывать. Как почти все ленты Кустурицы, эта цитатна насквозь. Причем в иных фрагментах цитаты нарочиты (как, например, в откровенно сатирических эпизодах, когда двоюродный брат героя, помешавшийся, как вся Америка, на голливудской продукции и уже, похоже, не слишком отличающий реальный мир от виртуального, воображая себя киношным идолом и используя кинозал или телевизор в качестве караоке, проигрывает сцены из "Крестного отца" Копполы, или триллеров Хичкока), по большей же части они мелькают в виде отсылок, а то и вообще упрятаны, как пресловутый "двадцать пятый" (или какой он там по счету) кадр. Да что сцены (хоть та, например, где падчерица прилюдно вешается на собственных колготках и затем беспомощно болтается на них вверх-вниз, подобно марионетке из какого-нибудь мультика, или, правильнее, персонажам хохмовых короткометражек Чаплина и Китона) - и пейзаж, и подбор актеров, и музыка, чем-то напоминающая нагловато-тревожную мелодику саундртеков к ранним фильмама Гринуэя, - все сделано, снято, сыграно, поставлено и представлено таким образом, чтобы не дать грамотному зрителю успокоиться, увлечься сюжетом ни на минуту, бесконечными отсылками множа и множа в его сознании ряды параллельных виртуальных миров.
И в этом смысле фильм Кустурицы - высший пилотаж. Но, пожалуй, только в этом, ибо сколько бы ни были талантливы Джонни Депп и Фэй Данауэй, сколько бы множественных ассоциаций из истории кино не вызывало дурнушно-капризное личико Лили Тейлор, все-таки ассоциации эти, отсылки эти и эти цитаты - из Голливуда, из "фабрики грез", из тех "снов золотых", что навевают человечеству оотнюдь не безумцы, а всего лишь крепкие профессионалы, над которыми европейский "безумец" Кустурица в данном случае не возвысился, да вряд ли и мог вообще. А история маргиналов, всегда, в любой стране, в общем-то, одинаковых, интересна прежде всего тем, какой именно истории, какой культуре маргиналы эти себя противопоставляют. Хотим мы того или нет, история сытого обывателя американского "подполья" в любом случае уступает истории подполья югославского ("Андеграунд" Кустурицы), а уж тем более "подполья" Достоевского.
Оттого и "Аризонская мечта", сколь бы ни был этот фильм талантлив и разрекламирован, может быть, из всех работ Эмира Кустурицы слабейшая. Но, тем не менее, в мировом кинематографе 90-х, по сути вторичном, не предложившем зрителю почти ничего, кроме картин того же Кустурицы да Альмодовара, безусловно, одна из из самых значительных.
Фильм «АРИЗОНСКАЯ МЕЧТА (СНЫ В АРИЗОНЕ)»
Год выпуска: 1993
А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я Прочие