Я останусь не только стихами…

Один из очень немногих знаменитых на весь мир людей, он прошел и огонь, и воду, и медные трубы, не утратив в старости и болезнях ни жажды жизни, ни любви к женщине, ни восторга творчества, ни трудолюбия, ни восхищения самим собой.

Да ведь и было ему чем восхищаться, а нам – чему завидовать. Кому – белой, а кому и черной завистью. А когда высокая поэзия покидала его, писал прозу, снимал фильмы и снимался в них, составлял гигантские по объему антологии русской лирики, порой иронизируя над собой не менее талантливо: «Какие девчонки кругом голоногие… А я всё составляю антологии», создавал собственный музей живописи из подаренных ему картин и рисунков выдающихся мастеров ХХ века, открывал выставки фотографий, сделанных им самим, помогал многим чем мог, растил пятерых сыновей, изъездил весь мир и прежде всего – свою страну по городам и весям, дорогам и рекам, депутатствовал, брыкался с властями, оплакивал красное знамя труда и собственное чучело, сожженное братьями-писателями, ссорился и мирился с друзьями-поэтами, словом, жил на полную катушку, всегда и везде, от первых отроческих стихов до последнего часа, не уставая стихами и прозой признаваться ей, жизни, в своей любви.

 

Еще молодого, цыганка успокоила его словами: «Умрешь ты 85-летним 1 апреля 2017 года». Он и умер в городе Талсе, штат Оклахома, США, 1 апреля 2017, не дожив до 85 двух с половиной месяцев, – последним из первых… И лег в русскую землю на Переделкинском кладбище рядом с Пастернаком, за много лет пригласив всех нас в гости. Совершенно по-евтушенковски: «Приходите ко мне на могилу, на могилу, где нету меня!»

 

 

Многие из нас, и пишущий эти строки в том числе, выросли на поэзии Евтушенко и Вознесенского – его вечного соперника (на первый-второй рассчитайсь!), учась у них, восторгаясь и негодуя, потому что оба сегодня публикуют шедевры, а завтра – нечто такое, что публиковать вообще не надо бы никогда, даже чужими руками в полных собраниях сочинений. Вознесенский (до последних лет) – меньше, Евтушенко – больше: ему надо было все успеть, на все откликнуться, все опротестовать, а потом опротестовать собственные протесты. Но мы любили их, читали и почитали, перечитывали, заучивали, собирали их книжки, иной раз переплачивая в десятки раз. Фанатели – кто больше, кто меньше.

 

Жалеем ли теперь, усмехаемся ли горько над собой, как его Стенька?  Нет, конечно. Продолжаем покупать все что выходит, вот как эта прекрасная книга памяти о поэте, объемистая под стать сочинениям самого Евтушенко, составленная Б. Романовым с любовью, печалью и трепетом, порой не без критики, но главное – с восхищением перед Неповторимым. Тем более что наследников, увы, не видать.

 

Сборник воспоминаний о поэте начинается его тройным портретом: главной и лучшей лирикой самого Евтушенко и его «двойным» портретом от составителя, в которых отразились и многоликость героя: «Я разный – я натруженный и праздный…», и лики его эпохи, со всеми ее оттепелями и заморозками. Основной объем книги составляют воспоминания его друзей и высказывания критиков. Завершается она «Венком Евтушенко» - поэтическими посвящениями на жизнь и смерть поэта.

 

Десятки авторов: от критиков и журналистов до собратьев по перу, мемуаристов и биографов Три альбома фотографий, представляющих весь путь Евгения Евтушенко по жизни и в искусстве.

Немудреные строки в рифму и пронзительные реквиемы в стихах и прозе. Глубокие тексты о творчестве поэта Евгения Сидорова и Льва Аннинского, «Евтушенко в жизни», рассказанный Леонидом Шинкаревым, Ильей Фаликовым и - не удивляйтесь! – Александром Прохановым, в 90-е сжигавшим чучело Евтушенко, а после его ухода, признавшимся в любви, как бы продолжив эстафету покаяний, начатую еще Кукольником над гробом Пушкина…

 

Всё в нашем мире повторяется, и не всегда в виде фарса. Картинка в американском аэропорту, нарисованная Прохановым, трогает душевным бескорыстием ее героя, способного прощать обиды и не помнить зла.

Таким Евтушенко, по всей видимости, и был. И таким самого себя сочинил. Стоит почитать его монументальную художественную и мемуарную прозу, в которой жанры сливаются, «обнявшись, будто две сестры», перетекают друг в друга, а он – «отчаянный гребец» - размашисто правит свой челн по воде и суше, по жизни и бессмертию.

 

Он знал и свято верил даже не в то, что оно ему уготовано, а в то, что он уже давно – всегда! – в нем: «…на могилу, где нету меня!»

 

Последний на «Арионе»? Да нет – единственный. И последний. Об этом – лучший из поэтических реквиемов, фрагментом из которого и завершим наш отклик. Автор - Александр Городницкий, современник, доктор наук и бард (помните - «Атланты держат небо на каменных руках»?).