Собрание сочинений: в 18 т. Том 11. Литература и жизнь («Русская мысль»: 1955 - 1972)

/ Вступ. статья, сост., подгот. текста и примеч. Т.М. Климовой, О. Коростелева, С.Р. Федякина. - М.: Изд-во «Дмитрий Сечин», 2018. - 684 с.

Поздний Адамович

В недавно увидевшем свет 11-м томе нового собрания сочинений крупнейшего критика русской эмиграции собраны рецензии и статьи мемуарного и некрологического характера, публиковавшиеся в парижской газете «Русская мысль» с 1955 по 1972 год. Таким образом, перед нами - поздний Адамович. Потому этот том особенно интересен тем читателям, которые не пропускали предыдущих - как вышедших в первом, так и во втором собрании критика. В «Русской мысли» критический отдел Адамович вел вместе с Юрием Константиновичем Терапиано, писавшим о новинках эмигрантской литературы. Георгий же Викторович освещал новинки советской литературы, а также публиковал эссеистские и мемуарные статьи о русских классиках XIX и ХХ столетий в жанре, как он сам выражался, «взгляд и нечто». Именно эти тексты, на мой взгляд, представляют особый интерес, ибо «смежили очи гении», и Адамович теперь уже сам выступал в роли патриарха, а значит лукавить, соблюдая писаную и неписаную политкорректность, ему приходилось в значительно меньшей степени.

Разумеется, он остался самим собой - газетным критиком и поэтом, умевшим писать кратко, емко, формулировать четко, почти безошибочно, зачастую с проступающей между строк лукавой усмешкой, но пора острых литературных полемик его поколения отошла в прошлое, как и само его поколение.

На страницах «Русской мысли» Адамович не раз возвращается к писаниям Пушкина, Баратынского, Блока, Ахматовой, Толстого, Достоевского, Чехова, Бунина, Шмелева, Ходасевича, Гиппиус, Дон-Аминадо, еще и еще раз оценивает и переоценивает, вновь и вновь формулирует свои мысли - прощаясь, конечно же, со всем тем, что было ему особенно дорого, чему он посвятил свою жизнь. Особенно в 60-х, после перенесенного инфаркта.

Формат небольшого отклика не дает возможности обильного цитирования, да и непросто цитировать Адамовича. Не потому, что трудно выбрать формулировки для цитат, а потому что трудно остановиться, их приводя. Тем не менее, хотя бы некоторые его высказывания привести необходимо.

Из статьи «Памяти Ахматовой»:

«Нельзя забыть, некем и ничем заменить: это единственное, что об Ахматовой как о поэте вправе мы сказать. И этого достаточно, чтобы облик ее оказался окружен особым сиянием.
У Ахматовой была своя, неповторимая интонация: была в первых ее стихах, удержалась и до последних… по-прежнему удавалось Ахматовой в двух словах передать то, что у другого поэта вылилось бы в длинное стихотворение. Будто иголки, некоторые ее строчки входили в сознание, ранили его, оставляли болезненный след».

Из статьи «Памяти Тургенева»:

«…Толстой и Достоевский неумолимо требовательны к человеку, в своей несговорчивости они нередко даже беспощадны к нему, а Тургенев снисходителен, милосерден, и этого нельзя забыть»

Из статьи «Памяти Блока»:

«Основное, самое существенное у Блока не стиль, а ритм. Вряд ли можно назвать другого русского поэта, для которого интонация имела бы большее значение…
Нельзя в этом усомниться, нельзя насчет этого ошибиться, - нельзя потому, что не столько «стиль - это человек», не самый выбор слов - это человек: нет, человек - в интонации и в ритме. А интонация безотчетна, она возникает непроизвольно, вне авторского контроля».

Из статьи «Пушкин»:

«…Россия недостаточно дорожила Пушкиным и от гибели его не уберегла. Нет в нашей литературе ничего более драматического, чем постепенная, неуклонная убыль естественной жизненной радости в творчестве Пушкина… мы - или наши предки, все равно, ибо дело касается России в целом, - за гибель его безотчетно несем ответственность».

Вам не стало не по себе, читатель? Так можно говорить лишь тогда, когда отступать уже некуда. Так Адамович в поздних своих статьях по преимуществу и говорит. Но все же доброжелательность ему не изменяет. С какой непреходящей надеждой всматривается старый критик в послесталинскую, помолодевшую советскую литературу, как высоко оценивает Евтушенко и Ахмадулину, «первостепенный талант» первого сравнивая с разрядом электрического тока и возводя его поэтическую родословную к Лермонтову и Анненскому, и особенно подчеркивая у последней неподдельный «дар восхищения и любви», «способности преклонения и какого-то самозабвенного трепета». Отрада от первого знакомства с поэзией лидеров молодой советской поэзии, однако, не мешает, Адамовичу, видеть и коренные их недостатки. К примеру, у Ахмадулиной его расхолаживает «рифмованная беллетристика», то есть многословие, так и не изжитое - добавлю от себя - поэтом до конца. К сожалению, просмотрел, или, вернее, не принял Адамович и творчество Андрея Вознесенского. Почему - в общем, понятно: авангард был критику (и не забудем - петербургскому поэту школы Гумилева) не по вкусу и не по душе, до «Ностальгии по настоящему, то есть до лучшей поры Вознесенского он не дожил, да если и дожил бы, верно, вряд ли принципиально изменил об этом большом поэте свое мнение, о чем можно догадываться, внимательно прочитав комментарий составителей.

Вообще же, комментарий, составленный к этому собранию О.А. Коростелевым, а к данному тому - им же в сотрудничестве с Т.М. Климовой и С.Р. Федякиным, превосходен, дает полное, если не исчерпывающее представление как о тех, о ком пишет Адамович, так и о нем самом, а в целом точно обрисовывает историческую и историко-литературную эпоху, названную И.Г. Эренбургом «оттепелью».

Лидерами эпохи в СССР были молодые поэты, но самой главной фигурой - на десятилетия вперед - стал Александр Солженицын. Нравится это кому-то или нет, но это - факт, и Георгий Адамович его не только уловил и сразу же отметил, но и точно спрогнозировал на будущее, причем вовсе не только потому, что ему, полувековому эмигранту, идеология Солженицына была близка, но прежде всего потому, что с первых рассказов нового писателя, опубликованных в «Новом мире», увидел в авторе «Ивана Денисовича» и «Матренина двора» истинного продолжателя великих Льва Толстого и Достоевского.

«Нечего вспомнить в параллель <«Раковому корпусу»>: все кажется бледноватым, поверхностным. А «Доктор Живаго»? - спросят, может быть, некоторые. Нет, повесть Солженицына гораздо глубже, сильнее, и в основном своем устремлении…гораздо отчетливее пастернаковского романа»; «писателя… можно без колебаний признать достойным наследником и преемником Толстого».

Можно ли в небольшой рецензии достойно представить 700-страничный, на самом высоком уровне подготовленный и изданный том одного из самых умных, проницательных русских критиков, способного видеть вширь и мыслить вглубь? Для того, чтобы адекватно оценить личность и творчество Георгия Адамовича, недостаточно и книги статей. Когда-нибудь, когда выйдет все собрание его сочинений и тома-сателлиты к нему, в которых и жизнь, и поэзия, и критико-публицистическое наследие этого, быть может, самого умного таланта русской эмиграции ХХ века будут явлены во всей возможной полноте, такая оценка и будет, наконец, произведена. Сегодня же все мы, его преданные читатели, в своих откликах к этому только приближаемся, только пытаемся «объять необъятное» явление русской культуры - личность и творчество Георгия Викторовича Адамовича.

В заключение хочу выразить сердечную благодарность Олегу Анатольевичу Коростелеву, приславшему мне поистине бесценный подарок - книгу, о которой я, в меру моих возможностей, только что рассказал.

«Собрание сочинений: в 18 т. Том 11. Литература и жизнь («Русская мысль»: 1955 - 1972)»

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я