"Да! - начинает автор. - Я помню все свои пальто". А потом, рассказывая свою жизнь, он их все и перечисляет, приштопывая к каждому главу - "частичку бытия", бОльшую или меньшую - это уж как Бог даст, или Сталин позволит, или вопреки тому и другому получится. В общем, как жизнь сложится. Этих самых пальто было тринадцать у рожденного в Питере в 1941-м Евгения Белодубровского, мужа, отца и деда, а когда-то, конечно, сына и внука, у него, известного говоруна, но не менее известного библиографа и литературоведа, завсегдатая "Сайгона" и члена доброй чертовой дюжины (а по числу тех самых пальто, или польт, как он порой называет "эти штуки" то ли вполне пренебрежительно, то ли, напротив, уменьшительно-ласкательно, разыгравшись со шмотками, автобиографией, биографией страны и ее лучшего города, а заодно и с языком - недаром же признанный набоковед и бродсколюб) всяческих литературных, научных и общественных учреждений.
Вот про каждую из этих одежек, если вам интересно, он и рассказывает, начиная с блокадных лет и кончая постсоветскими, до угара свободными, от 100-граммовой пайки черного пополам со стружками до стокгольмских застолий в честь очередных нобелиатов. Впрочем, вряд ли у этой книжки есть конец. Да, она стремится к финалу, но не достигает его, и не может достичь, покуда не кончится жизнь рассказчика. Ибо книжка эта, хоть и мемуарная по сути, на самом деле не просто так охарактеризована автором как эссе - свободный, открытый, разговорный и бесконечный (как разговоры советских интеллигентов в "Сайгоне", или на кухнях - ночами, сутками напролет) жанр. Не то чтобы Монтень, его основатель... А хоть бы и Монтень - что мы Гекубе, что она нам!.. Ни автору, ни читателю, если то, о чем ведет речь Белодубровский, ему, читателю, по душе, конечно же, и не хочется, чтоб финал наступил скоро. И потому его в книжке, совсем, в общем, маленькой - в полтораста всего лишь страниц, скорее всего, и нет. Просто разговор по-быстрому закругляется: мол, утро уже, ребята, пора расходиться, фу, надымили-то, и водка кончилась, да и чай тоже, рога трубят, пора на работу.
Вы ж понимаете, какое это неблагодарное дело - спойлерить или даже просто ради писчей практики пытаться пересказывать чей-то текст своими словами. Я и не буду. Тем более что это не просто текст и не просто мемуар, а еще и мартиролог множеству хороших людей, с которыми Белодубровский был знаком, а я нет.
А теперь заочно знаком - благодаря Белодубровскому. И мне с ними было интересно, как, разумеется, и с ним, хоть и жаль, что недолго. Но, может, автор напишет еще. Буду ждать.
Его и впрямь интересно читать, надо только привыкнуть к своеобразной манере изложения, некоторым образом витиеватой, как бы непоследовательной, с лирическими отступлениями в духе какого-нибудь старинного испанского, что ли, романа, однако неизменно возвращающейся к основному сюжету, к той извилистой прямой, которая и есть жизнь, хорошо это или плохо. С немалым количеством орфографических ошибок, то ли на самом деле ошибок, то ли специально - ошибок, мол, речь-то у нас, ребята, разговорная, кухонно-интеллигентская, как слышится - так и пишется. С реверансами в сторону издателей, мол, жаль, что лично не знал издателя "Отечественных записок" Павлушу Свиньина, зато знаю его потомка, Володю, а теперь и вы, читатель, знаете, любите и жалуйте. И вообще, Набоков там, или Бродский, или даже Катаев и Ерофеев, которых автор поминает, а то и, пусть исподволь, но цитирует, - это, конечно, здорово, но был у нас, в Ленинграде, еще и Тынянов, Юрий Николаевич, который умер вскоре после того, как я родился, так вот он с самими Александрами Сергеевичами общался, как с родными, и нас тому научил. (Это я уже от себя говорю, читатель, но совершенно в духе Евгения Борисовича Белодубровского - заразительнейший пример и просто райский сад для незлобной пародии!)
Кто-то скажет: моветон. И он - моветон, и рецензент туда же. И будет прав. Но ведь и этот критик не бросит в раздражении книжку Белодубровского, а дочитает до конца. Потому что интересно. И талантливо. И, главное, век-волкодав на страницах "Саги о пальто" проявляется, как на фотобумаге, утопленной в проявитель, постепенно - и вдруг, во всей своей яростной и кошмарной красоте. А ведь это значит, что сверхзадача автором выполнена, ибо истинный мемуарист никогда не пишет только о себе, но - "о времени и о себе", и о времени - прежде всего.
P.S. А что, Владимир Федорович, Вы и в самом деле прямой потомок того самого Тугого-Свиньина пушкинской эпохи? Или это такой белый дубровский стих - прикол Белодубровского?
«Сага о пальто»
Год издания: 2012