Мое время. Записки счастливого человека

Янушевич Т.А.

Новосибирск: Изд-во "Свиньин и сыновья". - 696 с.

Год издания: 2004
Рецензент: Распопин В. Н.

В издательской аннотации жанр этой большой книги воспоминаний определен как роман. Определение достаточно спорно, хотя в каком-то смысле и верно. Я полагаю, перед нами скорее книга стихотворений и поэм в прозе, книга, порой напоминающая звучание настраивающегося перед выступлением, однако давно и хорошего сыгравшегося оркестра: то вдруг дивно прозвучит лирическая тема, то драматическая, то плясовая, то трагическая. В большей же части - оркестр уже настроен, дирижер в форме - это именно симфония, полифоническое произведение "о времени и о себе", причем о времени - прежде всего и больше всего, ведь время - это и люди, и работы, и дни, и книги, и сроки, то есть сама жизнь.

В сущности, она, жизнь, именно такова - не у всех, согласен, но по крайней мере у тех, кто способен любить и ценить разные ее проявления, кто хочет, как автор, изведать все возможные пути, не стремится обойти препятствия, приемлет не только "лето Господне", но и его зиму, и "щелчки обидчицы судьбы", с младых ногтей понимая: жизнь человеческая - это и праздники, и радости, и - чем дальше, тем чаще - скорби.

Увесистый этот том состоит из трех неравных по объему частей. Первая, совсем небольшая (кстати, переизданная годом позднее тем же издательством в серии "Общедоступная библиотечка", о других книжках которой ранее я уже не раз писал), представляет собой маленькую прозаическую поэму о детстве, или - в контексте всего сочинения - своего рода увертюру, где впервые (иные - как бы еще совсем робко) звучат его основные темы. Это радость жизни, счастье знакомства с ней - не столько еще познания, сколько узнавания ее - ближней, домашней, дворовой, первые обиды и разочарования, постижение простой истины о том, что мир - гораздо больше, чем твой дом, загадочнее и интереснее его, такого знакомого и любимого.

Помните песенку Окуджавы: "Мы начали прогулку с Арбатского двора, / К нему-то всё, как видно, и вернется"? Так - в третьей, такой же почти короткой, как увертюра, части книги, рассказывающей уж не о рассвете, но о закате - автор возвратит нас в тот самый двор и дом, где открыл для себя первые радости и скорби. Эта часть - финал - вновь повторит основные темы всего произведения, в каком-то смысле возвращая читателя к нелегкому, но все равно радостному (ведь недаром подзаголовок книги гласит: "Записки счастливого человека") детству сороковых, к любимым людям (пусть иных - и многих! - уж нет, а те далече), к родному двору и дому, населенному (двор создается детьми!) ребятишками, лишь на поверхностный взгляд не похожими на тех, с которыми полвека назад открывались первые тайны бытия.

Финал - пора итогов. И автор их, конечно, даёт. Но - так, как это бывает не в романах с эпилогами, а как в музыке, поэзии и жизни, к которой, сколь ни странным это может показаться опять же на поверхностный взгляд, музыка и поэзия куда ближе, чем проза. Как именно? Да вот - итоги подведены, "все мы родом из детства", к детству и вернулись, но музыка продолжает звучать, ведь жизнь - прекрасная и яростная - еще продолжается. А кто сказал, что они, музыка и жизнь, конечны?

Живы в нас наши давно не встречающиеся на пути в магазин старики - бабушки, родители, друзья, соседи. Будем живы и мы - даже тогда, потом, когда наши внуки и внуки наших соседей пойдут в тот же магазин теми же переулками - после нас.

А меж увертюрой и финалом - она сама, "такая короткая долгая жизнь". Наша жизнь, данная нам и свыше, и родителями, и друзьями, и спутниками, и делами, и путешествиями, и малыми и большими открытиями Божьего мира, который не только дан нам в ощущениях, но в какой-то мере самими нами и создан, построен, возведен. И каждое дело, каждое открытие, каждый миг, каждый человек есть музыкальная тема, и исполнить ее - значит передать целый мир, открыть другим когда-то открытого тобой человека, оживить его, воскресить. И вместе с ним - себя.

Татьяна Александровна Янушевич, по ее собственному признанию, очень любит рассматривать старые фотографии. Но сама она - не фотограф, сама она скорее живописец. Ее литературные портреты - известных в Новосибирске и за его пределами, или вовсе неизвестных людей, живых сегодня или давно ушедших - именно потреты, живописные, музыкальные, даже кинематографические (с замечательным мастерством не только написаны, но смонтированы - именно смонтированы - ее Записки). Кроме того, героями "Моего времени" являются не только люди и сам автор, но ничуть не в меньшей степени - родной город, и - город в городе - Академгородок, и столица Киргизии, и горы, и тайга, - и все это изображено ярко, сочно, живописно, представимо. И - больше того - в книге есть не только герои и главные герои, но еще и герои заглавные - время, век. Именно они, быть может, удались автору наиболее весомо, зримо, несмотря на то, что и об этом времени, и об этом веке написаны целые библиотеки - да к тому же большими художниками, несмотря и на то, что, как правило, заглавные герои чаще всего романистам не удаются. Но ведь мы уже в начале этой заметки усомнились в жанровом определении книги, не так ли? Мой же пассаж о заглавных героях "Записок счастливого человека", пусть, может быть, тоже спорный, сделан вот почему. Не будучи знаком с автором книги, ни с кругом ее новосибирских, тем более - столичных друзей, я вижу их такими, какими мне, читателю, представляет их автор. И, следовательно, не могу судить, насколько литературные портреты этих, отнюдь не выдуманных людей правдивы. Зато могу судить о городе и веке, они у нас с автором - общие. Или почти общие, если учесть разницу поколений. Новосибирск, обрисованный Татьяной Янушевич, и музыка времени, сыгранная ею, - это мой город и мой век. С той лишь разницей, что во мне ни тот, ни другой не вызывают теплого душевного трепета.

А вот книга, замечательная книга Татьяны Александровны - этот трепет и это ответное душевное тепло вызывает. Она и оригинальна, и при том нисколько не скрывает авторских литературных пристрастий сочинителя: да, Цветаева, да, Томас Манн, да, Вознесенский - даже если в последнем случае автор будет решительно возражать, - стилистика поэтической прозы Андрея Андреевича здесь, в особенности в первой части повествования, отчетливо ощущается. Если же все-таки "Мое время" Татьяны Янушевич и можно назвать романом, то, пожалуй, потому только, что книга эта одновременно и герметична (вся - в пределах одной жизни, одного века, одного времени), и совершенно разомкнута - в безграничность бытия и мироздания. И еще одно подтверждение: о романах - самых великих и самых сложных - намного легче писать, чем об этой книге, ибо в ней уже написано обо всем - о целом мире, о поколении, скажем, младших шестидесятников, и об одном человеке, о его индивидуальном времени и о нашем общем веке, а кроме того, и о ней самой - о книге "Мое время".

Нынче (да и всегда, но в последние годы особенно) издается много - не скажу плохих, впрочем, и плохих тоже - не непременных к прочтению книг (к слову, в издательстве "Свиньин и сыновья" таковые тоже встречаются). Эта - из числа тех, что прочесть нужно. Может быть, и не раз, ибо - при всем изяществе и простоте изложения - она и сложна по построению, и серьезна по тематике, и слишком полифонична по структуре, и содержит в себе так много размышлений, персонажей, событий, что вряд ли может быть адекватно воспринята с первого захода в столь богатый и разнообразно одаренный духовный мир представителя, быть может, последнего из тех поколений, которые еще сумели выразить самих себя и собственное время, прежде чем безраздельно воцарилось безвременье тотального пастиша.

"Противопоставляю ностальгии добротную емкую память. Пожалуй, это единственная наша собственность и наше богатство <...> И будущее наше часто - только тени прошедшего..." Каждому бы такую память, такую собственность и такие зримые тени! Тем же, у кого на этот счет трудности, тем, чье время еще не пришло или пролетает бессмысленно и беспощадно - Татьяна Янушевич щедро подарила свои - время, память, богатство.

«Мое время. Записки счастливого человека»
Год издания: 2004

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я