Якорь: Антология русской зарубежной поэзии

Сост. Г.В. Адамович, М.Л. Кантор; под ред. О. Коростелева, Л. Магаротто, А. Устинова. СПб.: Алетейя. - 416 с. (Серия "Русское зарубежье. Источники и исследования")

В декабре 1935 года в Париже увидела свет уникальная книга, собравшая под одной обложкой подборки стихотворений 77 русских поэтов. Уникальной, собственно, она была не столько оттого, что на страницах ее мирно соседствовали такие непримиримые литературные соперники, как, например, Ходасевич и Адамович, или вообще столь разные люди, как, скажем, Бунин и Георгий Иванов, сколько оттого, что они вообще соседствовали. Как соседствовали столь же мирно рядом с ними именитые и совсем молодые русские поэты из Франции, Германии, Чехословакии, Китая. Это "общежитие" зарубежной русской поэзии устроили в период кризиса культуры русской эмиграции Георгий Викторович Адамович и Михаил Львович Кантор. Первый - замечательный поэт и влиятельнейший критик; второй - юрист, редактор, издатель. История создания первой и лучшей антологии эмигрантской поэзии, а также разразившейся вокруг нее полемики (мирное "общежитие" поэтов отнюдь не устроило критиков, в числе которых были и сами эти поэты) интересна ничуть не меньше, чем сама книга. Она подробнейшим образом изложена Олегом Коростелевым, Андреем Устиновым и Луиджи Магаротто, составителями современного переиздания этого сборника, вышедшего 70 лет спустя после парижского в питерском издательстве "Алетейя".

В общем-то, именно вторая половина книги - то есть перепечатываемые здесь из эмигрантской периодики 30-х гг. рецензии, переписка издателей, а также академического характера материалы от составителей рецензируемой книги: статьи, комментарии, примечания - вызывает наибольший интерес у сегодняшнего подготовленного читателя, с лучшей частью основного поэтического материала, разумеется, знакомого. Однако достаточно много имен и стихотворений сегодняшний читатель все же узнает впервые. Вряд ли, впрочем, следует здесь размышлять: хороша или вполне посредственна лирика, например, П. Ставрова или Н. Белоцветова, впечатляют ли как поэты Антонин Ладинский или Дон-Аминадо, почему Адамович и Кантор не "прописали" в "общежитии" Сашу Черного и т.д. Прелесть и ценность сегодняшнего "Якоря" (в чистом виде "литературного памятника") в том, что он позволяет увидеть двойной срез культуры - с одной стороны, собственно поэзию, критическую мысль и общественно-политическую ситуацию давно миновавшей эпохи, с другой - дает возможность вольно или невольно сравнить аналогичное гипотетическое "общежитие" в метрополии 30-х и еще более гипотетическое - нынче. И если советская антология, даже изданная с таким же пристрастным беспристрастием, как "Якорь" Адамовича, думается, вполне успешно могла бы (не на уровне общей культуры и духовности, а на уровне собственно поэтическом) посоревноваться с эмигрантской, то вот мы, скорее всего, не оказали бы достойной конкуренции ни одной из них.

По поводу конкуренции можно, конечно, вспомнить известное блоковское "Анна Андреевна, мы не тенора", однако не будем прекраснодушничать: без честолюбия не бывает ни поэтов, ни критиков. Что и выразил с присущей ему едкой точностью Владислав Ходасевич: "Когда бы я мог обо всех наших писателях написать все то, что каждый из них хотел бы о себе прочесть, - оказалось бы, что эм<игрантская> лит<ература> являет собою такой расцвет, какого не знает история человечества. Но и тут они еще были бы недовольны, ибо каждый хочет быть не только великим, но и величайшим из всех. Ему не сладко, если его возвеличивают, не унижая других" (с. 365).

Именно честолюбием, в первую очередь, лучше всего объясняются, на мой взгляд, все затеваемые когда бы то ни было литературные полемики, в том числе и эмигрантские, в большом объеме представленные в настоящем издании. Каждый из нас волен разделить точку зрения Бёма, Ходасевича или Адамовича, но, в общем, очевидно следующее: столичные (в данном случае - парижские) авторы, в том числе молодежная "нота", выпестованная Георгием Адамовичем, в целом интереснее представителей эмигрантской провинции. Но, конечно, только в целом.

Если же попытаться честно сформулировать общее художественное впечатление, производимое собранием стихотворений столь многочисленных и, по идее, разных поэтов, сформулировать, имея в виду тот самый гамбургский счет, к которому апеллировали в полемике рецензенты и авторы антологии, оно, увы, окажется аналогичным известной формуле: "без божества, без вдохновенья". Опять-таки за исключением нескольких десятков уже ставших хрестоматийными стихотворений, написанных Цветаевой, Ходасевичем, Адамовичем, Г. Ивановым, Поплавским - то бишь классиками.

Но то лишь впечатление от стихов как таковых. Впечатление же от книг (ибо в данном случае говорить следует о двух книгах - "Якоре" оригинальном и "Якоре", переизданном как литературный памятник) - наисильнейшее и при этом весьма драматическое: что мы имели, что потеряли и чего почти наверняка никогда больше иметь не будем. Так, по крайней мере, для тех, кому дорога память о русской культуре.

Не стану вдаваться в подробности литературной полемики вокруг "Якоря", ни тем более цитировать иные впечатляющие поэтические строки - книга рассчитана на вдумчивое и неодноразовое чтение про себя. Только вот многие ли потенциальные читатели смогут встретиться с ней - вопрос. И отнюдь не риторический, поскольку ответ содержится в выходных данных издания: тираж 1000 экземпляров. Я же смог порадоваться встрече с книгой и лишний раз с печалью поразмышлять о "трагедии русской культуры" (выражение историка и культуролога П. Бицилли, кстати, одного из критиков антологии) только благодаря дружеской расположенности ко мне и моим писаниям одного из составителей и издателей нового "Якоря" Олега Анатольевича Коростелева, неизменно присылающего мне осуществленные образцы своих проектов.

Ясно понимая, что немногие из посетителей сайта смогут найти это во всех смыслах замечательное издание, тем не менее настоятельно рекомендую познакомиться с ним всем серьезным читателям, особенно же - педагогам и пишущей молодежи, которая откроет для себя в значительной части еще неизвестную и, к несчастью, если не последнюю, то предпоследнюю эпоху великой русской культуры, эпоху, продолжающую и завершающую наш Серебряный век. </p>

А в заключение все-таки приведу одну цитату, которая, на мой взгляд, окажется интересной для самого широкого читателя. Она извлечена из статьи поэта и критика Юрия Мандельштама, поясняющего, что же это такое, "гамбургский счет". Думаю, что многие из нас, пользующихся этим выражением, подлинного его смысла не знают. А оно, выражение, пришло, оказывается, из спортивного мира и впервые, так сказать, по другому адресу использовано, по-видимому, Георгием Адамовичем. Вот что пишет Ю. Мандельштам в рецензии на "Якорь", так и озаглавленной - "Гамбургский счет": "Название моей статьи требует объяснения. О "гамбургском счете" писал несколько лет назад Г.В. Адамович, приводя аналогию между литературными оценками и спортивной классификацией атлетов. Дело в том, что официальные матчи очень часто трюкованы (мы бы теперь назвали их договорными или в лучшем случае товарищескими. - В.Р.) и их результаты далеко не всегда отражают истинное соотношение сил между спортсменами. Так нужно для публики. Но легенда говорит, что изредка атлеты собираются в Гамбурге для состязания "всерьез", без оглядки на публику. Таким образом "гамбургский счет" - счет правильный, единственным мерилом для которого служит совесть" (с. 230).
 

«Якорь: Антология русской зарубежной поэзии»
Год издания: 2005

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я