Продолжаю знакомить посетителей сайта "Book-o-лики" с книжками серии "Общедоступная библиотечка" новосибирского издательства "Свиньин и сыновья". Из семи книжек, вышедших в 2005 г., две написаны непрофессиональными писателями. Одна из них - нечто среднее между мемуарами и дневниковыми записями патологоанатома, укрывшегося за псевдонимом Г. Юрьев. Само по себе уже чрезвычайно интересно познакомиться с записками человека такой профессии. До сих пор в русской литературе было немало врачей, патологоанатома же, насколько мне известно, ни одного. Не стоит, однако, думать, что автор просто пересказывает интересные криминальные случаи из собственной богатой практики, отнюдь. Георгий Юрьев - человек интеллигентный, начитанный, мыслящий, диссидентствующий и, я бы сказал, некоторым образом даже кокетничающий своим кругозором и художественными способностями. Недаром же на задней крышке переплета помещена фотография сочинителя, как бы намекающая на тот эпизод из знакового для советского интеллигента фильма А. Тарковского "Зеркало", где появляется перед героиней персонаж Анатолия Солоницына, крепкий мужчина средних лет в сером костюме с потертым портфелем - сельский врач, командировочный, заблудившийся прохожий?..
Каков поток его сознания, того самого человека, идущего по проселочной дороге? Что лежит в его потертом портфеле - стетоскоп или, может быть, потрепанный томик "Философии общего дела" Николая Федорова? Вот всего лишь одна цитата: "Скрипящий автобус с резиновой гармонью в середине тащит меня на работу. Пикассо, неудовлетворенный плоскостью холста, пытался в кубизме передать целостный, телесный облик человека. Он, вероятно, закрывал глаза и вспоминал объятия любви. Отсюда его бабы с грудями и ляжками на переднем плане. Но это - тело. А душа видна в хороших русских портретах, там видно и прошлое, и настоящее, и будущее человека. Каким вспоминаем мы ушедшего навсегда человека? Конечно, целиком, вне возраста, всего и во всех проявлениях. И в этой кристаллизации образа есть приближение к пониманию души - предтеча воображения. Восстать из праха мы должны преображенными. Но уже сейчас, в памяти, ушедшие посещают нас преображенными. В миру, для глаз эта мысль лучше выражена в иконах. Ну каким надо быть слепым, тупым человеком, чтобы сказать, глядя на Владимирскую Матерь Божию: "Вижу грустную пожилую женщину"? А ведь это писано самим апостолом Лукой на доске стола, за которым они сидели с Марией. На иконе она и тот ребенок, что танцевал в алтаре, и застенчивая отроковица, и мать, знающая о грядущей судьбе сына. Это и есть образ - в некотором смысле временной кубизм. Куда там Пикассо до Луки, до Рублева" (С. 82 - 83). "Записки провинциального патологоанатома", разумеется, продолжают начатое в ранних книжках Вересаева и Булгакова - это очевидно любому грамотному человеку, даже и обывателю, к которому, согласно издательской аннотации, обращается Г. Юрьев. Но и это тоже своего рода кокетство: настоящий обыватель либо ничего не читает, либо читает Донцову и Злотникова, а вовсе не Вересаева. И уж тем более - не Монтеня, от которого, собственно говоря, берет начало жанр эссеистики - вольных житейских размышлений и философствований у камина. И "Записки провинциального патологоанатома" - не что иное, как новые "Опыты", с поправкой на уже упомянутых Вересаева и Булгакова. Вроде бы рассказывая о тех или иных врачебных и патологоанатомических казусах, имевших место в его профессиональной практике, Г. Юрьев на самом-то деле размышляет, что называется, обо всем на свете: о погоде и сибирской природе, о вечной неустроенности быта человека, вынужденного полжизни проводить в командировках, а равно и о странном, нелепом, канувшем и потому, быть может, милом (пушкинское "Что пройдет - то будет мило") нашем общем советском бытии, о своей молодости, которой тоже больше нет, о живописи и литературе, о происхождении слов, о дикости строя и приспособляемости человека к любой дикости, о безбожии и вере, уживающихся в каждом из нас, о людских телах, покинутых душами, и об одухотворенности икон, о лицах, лицах, лицах, живых, мертвых, книжных, реальных и библейских, прокручивающихся в памяти, как в калейдоскопе: были?.. не были?.. Читая эту маленькую книжку - вероятно, фрагмент более объемного труда - я не раз отмечал шероховатости изложения, стилистические перебои, как бы наскоро сшитые друг с другом куски разнородных текстов: то поспешные записи для себя, то криминальные истории в расчете на обывателя, то вдохновенные, почти поэтические, мастерски написанные пассажи о том, что дорого автору в мирах Божественном и искусственном... Тоже ведь своего рода калейдоскоп: не нравится выпавший узор - пропусти. А прочитав до конца, почувствовал, что еще вернусь к ней - не ради художественного удовольствия (автор, быть может, и кокетничает-то потому, что понимает: не Вересаев он и не Булгаков), а ради встречи с полюбившимся собеседником, который в маленькой своей книжке рассказал о многом, а прежде всего о себе, но о еще большем - и прежде всего о себе - умолчал. Не расскажет ли при следующей встрече?«Записки провинциального патологоанатома»
Год издания: 2005