"В день, когда мне исполнилось девяносто лет, я решил сделать себе подарок - ночь сумасшедшей любви с юной девственницей..."
Не торопись, читатель, завлеченный привычно-пошловатым рисунком на обложке и первой фразой маленькой книжки великого писателя, не бросайся лихорадочно перелистывать скупые странички с крупно набранным текстом, даже и не надейся обнаружить ведерко "клубнички", приправленной пряным латиноамериканским соусом - ничего такого "про это" не будет. Будет прощальная новелла (именно новелла, а не повесть и тем более не роман, в чем убеждала нас бессовестная, как обычно, реклама) объявившего об уходе из литературы 77-летнего классика, которому нет нужды завлекать читателя новыми приключениями Гумберта. "Маг" и "реалист" Маркес написал еще один рассказ о любви, о той самой любви, "что движет солнце и светила", что не измеряется постелью, но позволяет достойно завершить жизнь, обретя, пусть и слишком поздно, ее смысл. Ведь он - не только и не столько в труде и славе, в мудрости и даже в продолжении себя в делах и детях, он - в ощущении и осознании простого факта: ты в этом мире кому-то нужен. Пусть даже этот "кто-то" - всего лишь девочка-подросток, на год-другой повзрослевшая андерсеновская "девочка со спичками", от беспросветной нищеты и безнадежности существования вынужденная шагнуть на панель. Пусть даже объект страсти героя никогда и не узнает самого героя, а он никогда не увидит возлюбленную при солнечном свете и уж тем более не тронет - ни руками, ни губами. Не тронет - но полюбит и почувствует себя нужным. И даже не этой девочке - самой жизни. Полюбит и уверится в том, что она, жизнь, не напрасно была ему дана и прожита им не напрасно. И все предшествующие этой любви 90 лет вовсе не были бессмысленны. Пусть он, известный журналист и талантливый музыковед, всю жизнь только покупал женские ласки, деля привычные будни с котом и кухаркой Дамианой, - оказывается, любовь таилась в его душе, оказывается, он умеет, способен любить. Способен жить не только для себя. Ведь, вообще-то говоря, любить - это и значит жить не для себя. Последнюю, всем на теоретическом уровне известную истину в какой-то момент понял, между прочим, даже самый отъявленный в литературе себялюбец - набоковский Гумберт. Понял, но не принял, да и не мог принять после того, что уже сделал, как ему казалось, ради Лолиты, на самом же деле - ради себя. Потому для него в мире не остается места. Потому он уходит из мира несчастным негодяем, если и оставаясь в чьей-либо памяти, то разве что именем нарицательным. Герой маркесовской новеллы, едва ли не вовсе оставшийся безымянным, полюбив, напротив, обретает самого себя, и мир, земной и прекрасный, дарит ему, 90-летнему старику, радость бытия и новой надежды: "Я вышел на сияющую улицу и первый раз в жизни узнал самого себя у горизонта моего первого столетия. Мой дом, тихий и убранный, в четверть седьмого утра начинал заливаться радужным светом счастливой зари. На кухне в полный голос пела Дамиана, и кот, живой и здоровый, как никогда, обвил хвостом мои щиколотки и пошел со мной к письменному столу. Я приводил в порядок стол - пожелтевшие бумаги, чернильница, гусиное перо, - когда солнце прорвалось сквозь миндалевые деревья парка, и почтовое судно, задержавшееся на неделю из-за засухи, с ревом вошло в портовый канал. Наконец-то настала истинная жизнь, и сердце мое спасено, оно умрет лишь от великой любви в счастливой агонии в один прекрасный день, после того как я проживу сто лет". Маркес уже не впервые полемизирует с Набоковым. Мотив поздней страсти в этом же ключе заявлен писателем в давнем романе "Любовь во время чумы". В последней своей новелле последний гуманист ХХ века исчерпывает тему до дна. И там, на дне отмытой тарелки, неожиданно и совершенно закономерно проявляются давно забытые нами, полтора столетия блуждающими в искусственных цветниках зла, яркие и чистые, ничуть не тронутые увяданием цветы живой жизни.«Вспоминая моих грустных шлюх»
Год издания: 2005