Есть два отличных высказывания: "Пушкин - наше всё" и "У каждого народа есть свой Пушкин". Для немецкоязычной поэзии "всё" - несомненно, Гёте.
Величайший поэт, прозаик, драматург, ученый, красавец, жизнелюб, женолюб и любимец женщин, политик, экономист, мыслитель, словом титан в духе эпохи Возрождения. И - автор "Фауста", по глубокому моему убеждению, третьей и последней поэмы в истории европейской цивилизации, суммировавшей культуру Нового времени, подобно тому, как предыдущие эпохи отразились в "Илиаде" - "Одиссее" Гомера и в "Божественной комедии" Данте. К сказанному следует добавить, что едва ли не каждый величайший поэт создал или суммировал эпос своего народа. Но в названных произведениях отражена культура всей европейской цивилизации. О Гете, написавшем за долгую свою жизнь целую библиотеку, в свою очередь, написано несколько библиотек, но, удивительное дело, когда молодые люди просят тебя назвать какую-либо основательную и в то же время не перегруженную философскими или литературоведческими сложностями биографию поэта на русском языке, ничто, увы, не вспоминается, кроме книги Эмиля Людвига, изданной "Молодой гвардией" в серии "Жизнь замечательных людей" четыре десятилетия назад, а на языке оригинала появившейся аж в 1920 году. Причем русский перевод Е. Закс вышел в сильно урезанном виде. От трехтомного труда до нас дошла, или лучше сказать, была допущена книга в 600 страниц, начинающаяся со студенческой поры поэта, то есть с того времени, когда ему было уже 16-17 лет. Конечно, можно счесть, что детство и отрочество не столь важные периоды в жизни поэта, умершего 82-летним старцем, тем более что работал он не торопясь, и, за некоторым исключением, главные свои вещи завершил незадолго до смерти. Однако счесть так было бы все же неправильно и в отношении самого Гете, и тем более в отношении его биографии, написанной Эмилем Людвигом. Дело в том, что Людвиг был достаточно типичным сыном своей эпохи, современником таких мастеров слова, много работавших в жанре художественной биографии, как Стефан Цвейг и Андре Моруа. А над эпохой этой, по крайней мере, на Западе, почти безраздельно царил Зигмунд Фрейд, чье учение в полной мере разделял и Эмиль Людвиг. Не самый большой писатель, тем более не самый серьезный исследователь, Людвиг обладал изрядной бойкостью пера и столь же изрядной трудоспособностью. Он занял в литературе, по всей видимости, свободную еще тогда нишу, которую можно сформулировать как производство "жизнеописаний души", и активно использовал в своих писаниях (биографии Наполеона, которой не уставала восхищаться безмерно влюбчивая и экзальтированная Марина Цветаева, Бисмарка, Рембрандта, Шлимана, Вильгельма II, Рузвельта и мн. др.) психоанализ Фрейда. Согласно Фрейду, "все мы родом из детства", точнее из подавленной детской сексуальности, и, надо думать, в книге о Гете этот, детский, период занимает немалый объем и имеет немалое значение. Оттого нашими издателями опущен, поскольку учение Фрейда официально объявлялось в СССР буржуазной лженаукой. Надо, правда, добавить, что и на Западе далеко не все разделяли это учение - Набоков, например, его откровенно высмеивал - не все, но большинство. В том, что именно фрейдистский подход автора к истокам жизни и творчества великого немца обусловил сильно сокращенное издание книги на русском языке, сомневаться не приходится, как не приходится сомневаться и в том, что сокращения были сделаны по всему тексту. Внимательное чтение книги Э. Людвига, особенно чтение сегодня, когда психоанализ перестал считаться лженаукой, а классические труды западных психологов открылись нам во всей полноте, это предположение подтверждает. Итак, каким же предстает перед нами олимпиец Гете на огромном полотне, исполненном Эмилем Людвигом? Внешне - по-видимому, таким, каким и был в действительности: великим тружеником и человеком, не слишком открытым в общении. Но не только эта, внешняя, биография занимает автора. Как уже было сказано, его ниша в литературе - "биография души". И вот она-то написана интересно, аналитично и очень обстоятельно, хотя, быть может, и вырастает из ложных посылок. Согласно Людвигу, Гете был человеком нерешительным, стеснительным, сущность его натуры - постоянное беспокойство и постоянная же борьба с собственной робостью перед жизнью и окружающими. Отсюда, полагает автор, и полярность представлений о нем мемуаристов, одни из которых вспоминают о поэте с обожанием, другие ошеломлены его отталкивающей холодностью, снобизмом, даже чванством. На глубинных слоях личности Гете Людвиг усматривает ее раздвоение и выводит отсюда вечную борьбу уже не честолюбивого мастера с врожденной робостью, но - между ангелом и бесом, живущих вообще-то в каждом человеке, в великом же человеке, по мнению биографа, тем более. Из сего следует, что прототип Мефистофеля надобно искать не в Мерке или ком-то другом из гетевского окружения, но, прежде всего, в нем самом. А равно и прототипы Фауста, Вертера, Прометея и любого другого из персонажей писателя. (Согласно такой логике, у авторов "Мадам Бовари" и "Анны Карениной", видимо, превалировало женское начало, по крайней мере, в период создания названных романов, а что же тогда творилось в душе у Гоголя?..) Именно этой вечной борьбой ангела с бесом и самого Гете - человека общественного с робкой и нерешительной душой, объясняет Людвиг и странные романы своего героя, ведь хорошо известно, с какой настойчивостью добивался и юный, и зрелый, и старый Гете взаимности от женщин, ему нравившихся. А добившись или почти добившись, внезапно отступал и спасался бегством. От неизбежных трудностей, которые ждали бы его, вступи он в связь с той или иной Лоттой или Гретхен? От уз брака, что могли бы помешать его бурной творческой и общественной деятельности? Кто знает, от чего именно? Здесь можно только гадать, и Людвиг, твердо ступая по избранной дороге, гадает и догадывается (быть может, не всегда верно) о многом. Любовным историям Гете в той части книги, что дошла до русскоязычного читателя, посвящены превосходно написанные, если не лучшие страницы (особенно хороши главы, посвященные Лотте Кестнер и, соответственно, "Вертеру"). Еще бы, ведь мы помним, что автор создает "биографию души" своего героя. А что такое душа истинного поэта? Инструмент, на котором играют боги, даря поэту вдохновение с помощью муз. А музы - существа женского рода. (Добавлю здесь, что столь же хороши и страницы, посвященные отношениям Гете с единственным его сыном, Августом, чья несчастная судьба, вероятно - прямое следствие иного, высшего служения отца, у которого на эту, самую важную любовь, не хватило времени и сил.) Однако та же Цветаева, разделяя поэтов на эпиков и лириков, на авторов с историей и без истории, иными словами - на тех, кто, берясь за перо, изъявляет собственную волю, и на тех, кто лишь прислушивается к музыке сфер, без какого-либо сомнения к числу первых отнесла именно Гете. В книге Людвига мы находим совсем другого Гете - ревнующего к Шиллеру и Байрону, крупные же вещи свои не то что не торопящегося завершать, а скорее боящегося за них приниматься всерьез. То ли от страха смерти, ведь каждая такая идея молодости, будучи закончена, может убедить небеса, что, мол, достаточно - Гете сделал всё, Гете может уходить. То ли от страха перед белым листом, точнее - из боязни не справиться с темой, или просто не представляя, как завершить того же "Фауста". То ли - и это, по мнению Людвига, скорее всего - оттого, что и ангел, и бес еще одинаково сильны в его душе, и надо дождаться ощутимого перевеса какой-либо из сил, прежде чем приступать к завершению труда. Все это возможно. Но ведь не менее вероятно и то, что гений, увлекаясь разнообразными трудами, просто не торопился. Как бы зная тайным знанием сердца, что перед ним долгая дорога, а, кроме того, и понимая чрезвычайно для поэта трезвым умом своим: успею, надо прежде узнать всё и вся, всё и вся перепробовать, всё и вся постичь практически. Гете-практик - одна из наиболее развитых и удачно развитых тем в книге. Может быть, потому что на практическую, так сказать, привычную трудовую деятельность человека не столь непоправимо влияет психоаналитический комплекс, а, может быть, и потому что в одной из важнейших ипостасей именно практиком, прежде всего практиком и представлялся этот титан автору биографии. Во всяком случае, страницы посвященные политической и экономической деятельности Гете, как на высших правительственных постах Веймарского герцогства, так и в роли хозяина собственного поместья, несомненно, можно отнести к числу интереснейших в книге. А равно и страницы, посвященные рассказу о "Вильгельме Мейстере", воспринятом Э. Людвигом однозначно как автобиографическое повествование. К сожалению, менее глубока часть, рассказывающая о "Поэзии и правде", неизменно звучащей в переводе Е. Закс как "Поэзия и действительность". И - что еще хуже - анализ лирических стихотворений Гете откровенно слаб, да, похоже, и вовсе не интересует автора. Впрочем, тут его можно понять: лирика Гете не то что ничем не напоминает дневник, более того - зачастую сознательно безлична. Но не будем слишком придираться, ведь Эмиль Людвиг писал историю жизни. Но как же не придираться, ведь история жизни для него - история души? А история души поэта - в его стихотворениях. Но, с другой стороны, речь идет о Гете, а Гете - это, для широкого читателя, главным образом "Фауст". И "Фаусту" уделено большое внимание. Но не в литературоведческом и не в культурологическом смысле. А в непосредственном увязывании истории создания трагедии с историей души и прямой биографией автора. В этом смысле работу Людвига трудно переоценить. Во всех прочих - следует обращаться к другим книгам. На первом этапе хотя бы к аникстовскому анализу трагедии, затем - к специальным работам В.М. Жирмунского и других литературоведов, историков, культурологов. Зато очень доходчиво и интересно рассказывает Эмиль Людвиг о Гете-античнике и Гете-естественнике. Читая книгу, мы и постепенно получаем представления о классических законах гармонии, в полной мере разделяемых и воплощаемых Гете. И узнаём о том, как в XVIII столетии великий поэт предвосхитил учение Дарвина. И, наконец, начинаем понимать, почему во второй части "Фауста", главного и отнюдь не следующего античным образцам произведения немецкого классика, а, напротив, в чем-то сходного с вещами не жалуемых представителем "бури и натиска" романтиков, появляется прекрасная Елена. Суммируя для себя все сказанное, а также и все то, о чем в одной рецензии сказать невозможно, утверждаюсь в мысли: действительно, другой, столь же значительной биографии Гете за минувшие со времени издания на русском языки книги Людвига сорок лет, похоже, не было. А раз так, значит и сегодняшний наш разговор о ней оправдан. Одновременно задаюсь, согласитесь, вполне уместным в данном контексте вопросом: отчего, коль скоро сказанное выше справедливо, издательство "Молодая гвардия", выпускающее в последние годы очень много переводных биографий, до сих пор не обратилось к переизданию (разумеется, в полном объеме) этого труда Эмиля Людвига, пусть несколько одностороннего, пусть даже и устаревшего отчасти, но, судя по всему, и поныне остающегося единственным капитальным жизнеописанием одного из величайших гениев человечества? Примечание. Книга имеется в фонде библиотеки новосибирской гимназии 1.«Гёте»