От "Алхимика" до "Одиннацати минут",
или
Воин света: Упоение в бою за благосостояние начитанного пастуха и законный брак практичной проститутки
Оказалось, что "Алхимик", самая известная книжка бразильского автора, является любимой и для преуспевающего кондитера Коркунова, и для преуспевающего режиссера Михалкова... Хороший человек в книжках Коэльо в конце обязательно получит "бабки". Коркунову нравится, а как должно нравиться Гусинскому с Березовским...
Ольга БАКУШИНСКАЯ, "Комсомольская правда", 10 декабря 2002 г.
Не люблю делать обзоров да и не собирался в данном случае, однако приходится, поскольку каждая отдельная из поименованных выше книжек на рецензию не сподвигает, аннотировать же самого продаваемого в нью Раша автора бессмысленно.
И что, скажет читатель, не понравилось тебе - обойди молчанием. Обошёл бы, да вот пообещал иным из собственных учеников откликнуться. Откликаюсь.
Можно, например, так. Это хорошо? Нет. Это плохо? Нет. Тогда как это? Это никак. Это точно так же никак, как Пелевин-Сорокин-Веллер-Лимонов-Ерофеев-jr, не говоря об их многочисленных западных подельниках. Но это и точно так же умело, сноровисто, расчётливо. Товар, сударыня, а упаковочка-то какова!.. Обратите внимание на качество бумаги, неизломный - хоть корешком об асфальт - переплёт, картинки через страницу, только что не цветные, - на культуру, словом, издания!..
Вот у нас всё ругают, скажем, в "Литературке", Акунина с Марининой. А, по-моему, так они даже на газетной бумаге и с опечатками лучше и Коэльо, и прочих вышеперечисленных. Почему? Потому что не выпендриваются, не косят под бессмертных, а честно работают в той же плоскости попсы, не прикидываясь ни ясновидящими, ни опережающими своё время настолько, что малым мира сего их не понять, ни суперпродолжателями славных дел дырбулщиловцев. Сочиняют чтиво на один перелёт от Москвы до Екатеринбурга. Кто по мотивам программы русской литературы филфака пединститута, кто на материале следственных протоколов.
Нет, господа, я покуда в своём уме и понимаю, что воевать с масскультом - полная безнадёга. Тем более что мы сами в унылом соцреализме СССР так его, масскульта, хотели, так, отчаянно борясь со сном, в новогодние ночи ждали запретных мелодий и ритмов... Получили, расписались, теперь - что? - боремся. Как говорил Жванецкий, "это не борьба и это не результат". Зеркало нашей борьбы и полученных итогов - в той же "Литературке": см. долгую, заунывно-бранную полемику о современной литературной критике. Чего ж копья ломать попусту: есть Пушкин - будет Белинский, нет литературы - приятного аппетита, кушайте Сорокина, а порядочные критики уйдут в историю, как Вадим Кожинов, или займутся рассматриванием отдельных жемчужных зёрен в... том, что теперь именуется культурой вообще - как Лев Аннинский.
Вернусь, впрочем, к Коэльо, рекламируемому издателями сперва только киевской, потом киевско-московской, а ныне уже киевско-московско-питерской "премудрости" (спасибо бразильскому гению за наше раскрученное настоящее!) в качестве самого читаемого в мире ПИСАТЕЛЯ, ЭЗОТЕРИКА, достославного продолжателя трудов и дней не только какого-нибудь там Ричарда Баха, но и Экзюпери. Сказать - рядом не лежало (даже и с "Чайкой Джонатаном")? Это будет стрельба картечью по воробьям.
Почему это рядом не лежало, набросится на меня некая средняя почитательница успешного бразильянина (кстати, ничегошеньки о Бразилии-то и не написавшего)?!. Потому что, отвечу, Джонатан (не говоря уж о Маленьком Принце) имеет более-менее выразительное лицо, живёт в представимом (Бахом представленном), хоть и фантастическом мире и говорит не то и не так, что и как говорят вне зависимости от пола и возраста все персонажи господина Коэльо. В том числе и не им самим выдуманные, как, например, библейский Илья-пророк.
То есть о том я, что не всё изданное и заглатываемое нами - литература. Думаю, сам-то Коэльо понимает разницу между собственными опусами и "Маленьким Принцем", как и Сорокин понимает, что он именно Лимонов, а не писатель. Но понимать - не значит, конечно, признаваться в том во всеуслышание. Напротив, надо сделать хорошую мину при плохой игре и держать ее, мину благородства, до конца, дескать, не понимаю, почему Саду можно, а мне нет и вообще чем я хуже Маркеса, который Гарсиа? На то и воин света.
А это уж наша беда - что мы Коэльо-Сорокина за ПИСАТЕЛЕЙ почитаем. Тут-то вот и ужас весь, нет, не в том, что мы их за писателей держим, а в том, что - наряду с Экзюпери или Лермонтовым. Последнего тоже ведь ныне к эзотерикам причисляют - за строчку "Спит земля в сиянье голубом". Как, дескать, он увидел-угадал за столетие до полётов в космос?.. Да никак он не угадывал и никто ему не диктовал. Он знал это так же, как знал о собственной смерти через год. Как знают о себе, о нас и бытии настоящие писатели.
Писатель - тот, кто умеет увидеть то, чего мы не замечаем или не хотим замечать в самих себе.
Что увидел Пауло Коэльо? Чем отличается его пастушок Сантьяго от всех прочих воинов и воинесс света? (И почему именно - света? Возьмите навскидку любую пропись из поваренной "Книги воина света", уберите последнее слово - и чем, собственно, коэльевы ангелы будут отличаться от банальных бесенят?) Да ничем. Воин света ищет знаки (вот чёрная кошка пробежала - туда ей и дорога, а вот восемнадцатая жена писателя нашла под его рабочим столом птичье перо - пора, стало быть, снимать с ковра подржавевший клинок - труба архангела зовёт к битве за новый бестселлер), воин света знает, помнит, ходит, бродит, бредит, вступает, выступает, сражается, терпит поражения, со скромным достоинством радуется победе, меж тем не забывая наживаться. Начитанные пастухи рубят в экономике, потому что их благословляют на подвиги перетянутые со страниц "Ста лет одиночества" цыганские бароны и прочие мелхиседеки-агасферы, практичные шлюхи добиваются не только дурно переписанного по мотивам сновидений Тарковского оргазма, но и счастливого брака с богатыми преуспевающими художниками по лекалам бесчисленных женских романов и прочих мыльных опер, склонные к суициду истерички выдаются за борцов с тоталитарным режимом - и, натурально, побеждают, в полном несоответствии с заветами Кизи-Формана, откуда извлечены эзотерически поднаторевшей рукой постпостмодерниста...
Писатель - тот, кто умеет изобразить придуманного героя так, что последний как бы и живёт между нами. Недаром в "Розе мира" настоящий писатель и настоящий эзотерик Даниил Андреев пенял Достоевскому за его гениальных преступников, ибо ведь живы до сих пор Раскольниковы и Карамазовы, действуют, подталкивают нас локтями...
Кого изобразил Коэльо? Можно ли отличить его пастуха Сантьяго от Ильи-пророка, от самоубивающейся победительницы Вероники, от её дубль-ве сеньориты Прим, от дьявола, от воина света?.. Я уж не говорю о том, чтобы отличить по разговорам их - хотя бы портретно.
Писатель - тот, кто как минимум опишет свой город, как максимум - его построит. Писателем был Жоржи Амаду, чья Баия - настоящая Бразилия и Бразилия, параллельная настоящей.
Что построил, что описал Коэльо? Чем его доисторическая Ниневия из "Пятой горы" отличается от внеисторической Испании из "Алхимика", или чем отличается Рио от Женевы ("Одиннадцать минут"), кроме, разве что, климата?
Знаете, кто по-настоящему описал всё, что нащипал у предшественников и современников Коэльо? Хуан Ариас в книжке "Исповедь паломника". Вот из этого его трехсотстраничного интервью с самым покупаемым литератором (самый покупаемый, пожалуй, ведь и самый продающийся - двусмысленность налицо), перебиваемого живыми журналистскими вставками да врезками, из самих, точнее, этих вставок, и всплывает настоящая Бразилия, дом, который построил (не нам - себе) воин света, балующийся магией и сочинительством доступных первокурсницам баек, а также и сам Джек, который построил дом. В лица, так сказать, выраженье. К несчастью, общем.
Страницей выше я поторопился - настоящий ужас тут. Ужас в том, что мы сами хотим теперь именно общего выражения лица, приятно смуглявого, хотим от писателя общих фраз, узнаваемых и понятных - потому что (они и мы) примитивны, потому что неоднократно уже были в употреблении, хотим, читатели, увидеть и узнать: это - вот откуда, а это вот откуда - какие молодцы, догадались!.. Нам не нового стало нужно, а именно узнаваемого, обыденного. Нам охота, не шибко выделяясь среди всех, путешествовать налегке, но и ни в чём себе не отказывая, воевать, не подвергаясь опасности пораниться, любить не для очищающего страдания, а затем, чтобы насладиться левитацией "возвышающего" экстаза, и всенепременно в объятиях будущего благоверного.
Что было раньше - спрос или предложение? Не вопрос - спрос, конечно. Помните, господа за сорок, новогодние ночи в ожидании запретных мелодий и ритмов? Спрашивали - отвечаем. Слушайте песню "Какой чудесный я" популярного бразильского гражданина мира Пауло Коэльо.
Всё именно так. Чего просили, то и получили. Закономерную, симптоматичную, убийственно логичную кривую американского "воина света", "создателя Кодекса Бушидо от Запада", "писателя", "эзотерика", "колдуна", "властителя дум" и "инженера человеческих душ" - кривую от счастливого пейзанина к удачливой проститутке, проделанную "последним из магов латиноамериканского реализма" от банального "Алхимика" до интэрэсных (потому что садо-мазо и на грани харда) "Одиннадцати минут".
Итого:
а) мы с вами за что боролись - на то и напоролись;
б) а ясновидящий воин света (если мадам Бовари - Флобер, то уж все светоборствующие арлекины Коэльо - несомненно, сам Коэльо) рыцарствовал без страха и упрёка, выходит... Правильно, Маша, за оргазм. Садись: пять!
«Алхимик... Одиннадцать минут»
Год издания: 2002