Незамеченное поколение

/ предисл. О.А. Коростелева; сост., коммент. О.А. Коростелева, М.А. Васильевой; подгот. текста Т.Г. Варшавской, О.А. Коростелева, М.А. Васильевой; подгот. текста приложения, послесл. М.А. Васильевой. - М.: Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына; Русский путь. - 544 с., ил.

    Тот, кто видел феллиниевский "Амаркорд", никогда не забудет эпизод в тумане, пару лет спустя обыгранный Норштейном в своем не менее знаменитом мультфильме. Читая "Незамеченное поколение" В.С. Варшавского, я ощущал себя, как в той песне, "на том же месте, в тот же час". Вполне отдаю себе отчет в том, что ни Феллини, ни Норштейн ни в коей мере не обыгрывали в своих картинах историко-философский очерк русского писателя, да, скорее всего, и вовсе не слыхали о его существовании - таково лишь мое восприятие. И согласно этому восприятию, не только автор книги бродит в густом тумане, натыкаясь на вдруг отчетливо проявляющиеся фигуры или деревья, но я, читатель. Старый, опытный, подготовленный. В данном случае ощутивший себя едва ли не совершенным неофитом.
    Ну, с самим собой разобраться несложно: я ждал знаменитой, едва ли не самой знаменитой мемуарной книги. А никаких воспоминаний в "Незамеченном поколении" нет. Ни художественных, как в большинстве случаев, ни публицистических, каких немало написали авторы старшего поколения первой эмиграции, ни злоязычно-скандальных, какие вышли из-под пера состарившихся представителей поколения незамеченного.
    А что же с автором? В самом ли деле и он бродит в тумане, выискивая едва ли не ощупью надежные ориентиры? Очень похоже, что это именно так. Представьте себе огромный густой лес с множеством самых разных деревьев, представьте себе путника, плутающего в этом лесу, в густом тумане ищущего проход к торной дороге. Вот заповедник младороссов, вот гать евразийцев, вот опушка РСХД, вот поляна кадетов, вот всхолмье эсеров, тут высоченное древо Степуна, тут кряжистое - Бердяева, тут - стройное Федотова, тут - непролазный колючий кустарник Вишняка, а там - старая, но не перестающая плодоносить груша Адамовича, а вон там проступающие призрачные силуэты Поплавского, Яновского. И это лишь самые знакомые деревья в огромном лесу, немногие и вовсе не факт, что верные ориентиры, следуя за которыми путник может выбраться на правильную дорогу.
    Я думаю, что именно в этой картине и хаоса, и тумана, где, однако, надежда на выход (пусть даже не на выход, а на исход) никогда не исчезает насовсем, и заключается высокая художественность отнюдь не художественной книги Варшавского, а мало того - и ее право на бессмертие.
    Итак, "Незамеченное поколение" - не мемуар и не публицистика, написанная ради того, чтобы свести давние счеты, и даже не апологетика поколения эмигрантских сыновей, хотя именно они - ее истинные и самые настоящие герои. "Незамеченное поколение" - попытка проложить гать в туманном заболоченном лесу, с помощью всего лишь одного шеста, на коем начертано всего лишь одно слово "демократия". Этим-то шестом сильный, талантливый и мужественный автор поверяет топи революционного, пореволюционного, военного, межвоенного  и послевоенного времени, в которое ему выпало жить. Шест не сломался, гать была проложена, а выход - иначе и не могло быть - оказался исходом. Вполне в библейском духе, да ведь и что такое эмиграция, как не исход...
    Все сказанное - другими, конечно, словами - подтвердила и полемика современников Варшавского, вызванная его книгой. Подтвердит, я надеюсь, и сегодняшняя критика, которая пока молчит, вероятно, еще плутая в туманном лесу.
    Однако же не подтвердить не может, потому хотя бы, что появление такого издания - факт необычайный. Дело в том, что книга Варшавского, впервые вышедшая в изд-ве имени Чехова (Нью-Йорк, 1956) и переизданная в России репринтным способом в 1992 году, нынче вышла, во-первых, в последней, сильно переработанной авторской редакции, а во-вторых, включает большой раздел дополнений, куда входит полемика вокруг первого, нью-йоркского, издания и обширнейший комментарий ко всем публикуемым материалам. Иначе говоря, мы получили академическое издание этой, без преувеличения, авторской энциклопедии эмигрантской мысли как минимум двух поколений.
    Исходя из сказанного, читатель поймет и, надеюсь, простит этот отклик - неизбежно приблизительный и ни в коей мере не соответствующий ни масштабу книги, ни уровню ее издания. Для того, чтобы сколько-нибудь достойно написать о "Незамеченном поколении", надобно писать не рецензию, а исследование, а для того, чтобы написать исследование, надо не просто прочитать книгу, но годами изучать ее, в сопоставлении со всем тем "лесом" первоисточников, которые автор, прокладывая собственную гать, цитирует обильно, но все-таки недостаточно - по крайней мере, для нас, потомков, в общем-то, впервые встретившихся с отдельными "деревьями" этого "туманного леса" всего лишь два десятка лет назад, причем, в среде, до того практически никак не сообщающейся, более того, намертво перекрытой от него "железным занавесом".
    Читать же Варшавского, тем более впервые - мука мученическая, натуральное блуждание в туманном лесу. Мучениям немало способствует и единственный недостаток издания, происходящий, вероятно, из стремления всех тех, кто его готовил, к абсолюту. Недостаток этот - шрифт, красивый до вычурности, слишком мелкий даже в части основного текста и почти неразборчивый - в дополнениях, не говоря уж о комментариях, а последние порой важнее для читателя, нежели всё прочее. Не знаю, чья в том вина - художественного ли редактора, верстальщика ли, но, право слово, никто из читателей ему за эту вычурность спасибо не скажет - огромную и без того трудную для восприятия книгу наполовину приходится преодолевать с лупой, ведь ясно же, что зрение любого потенциального читателя "Незамеченного поколения" далеко от совершенного. У меня даже сложилось впечатление, что сам-то этот эстет от верстки книгу не то что не читал, но, пожалуй, и не просматривал сколько-нибудь внимательно.
    Впрочем, это и в самом деле единственный недостаток издания, включающего, помимо текстов, большой альбом разнообразных фотоматериалов, немало помогающих нашему ориентированию в малознакомом пространстве.
    Итак, читать Варшавского - труд, тяжелый, но, я думаю, благодарный, поскольку, преодолев этот долгий путь с препятствиями, мы получаем значительное представление и о том, что такое вселенная эмиграции (а это именно вселенная, насчитывающая миллионы людей, тысячи авторов, общественные институты, разнообразные мироустройства и проч.), и том, какой нравственный, философский, жизненный подвиг совершило поколение "русских мальчиков" 20-х - 30-х годов минувшего столетия, выбираясь из "сумрачного леса" бытия - того, что у всех один и у каждого свой. А путь - и это со всей очевидностью и полной благожелательностью показал Владимир Варшавский в своей книге - был воистину героический: путь в одиночестве, заброшенности, нищете, непризнании, путь меж Сциллой советского коммунизма и Харибдой немецкого фашизма, путь чужих для европейцев и врагов для родины, путь детей, ищущих своих идеалов и уже потому оказавшихся не то чтобы и впрямь незамеченных отцами, а скорее, непонятных, неприятных, неприемлемых для них, чьи собственные идеалы резко расходились с основным вектором движения молодежи. Партийное и, если угодно, по-своему безбожное поколение "отцов" не могло не конфронтировать - если не внешне, так внутренне - с поколением "сыновей", часто прошедших горнило Гражданской войны и не могших более закрывать глаза на стариков, все проигравших, но продолжающих поклоняться давно разрушенным идолам.
    Путь "незамеченного поколения" был предельно непохож на путь их сверстников в Советском Союзе, и очень близок к нему - как непохоже на нас наше зеркальное отражение, в котором мы выглядим как живые. Вот именно: как. Высшей точкой этого восхождения стала Вторая Мировая война, на которой лучшие люди 30-х сложили головы - и там, и здесь. Естественно потому, что завершающей главой книги Варшавского стала глава-реквием погибшим. Можно всю жизнь искать идеал, но отдать жизнь в бою за него, как всегда отдавали свои жизни в битвах за идеалы члены всех орденов (чем лучше или хуже Орден отцов - Орден русской интеллигенции?), - что сравнится с таким исходом?.. Так и заканчивается поиск "русской идеи", но, может быть, тем самым он только начинается, настоящий поиск этого мифического русского грааля - как и полагается, жертвенной кровью.
    Я ничего и никого не цитирую в этом очерке - бесконечно много автор книги цитирует сам, не меньше цитируют и ее составители. "Незамеченное поколение" - своего рода огромный энциклопедический центон, чрезвычайно интересный и совершенно живой, несмотря на то, что последние из действующих в нем лиц ушли из жизни десятки лет назад.
    Живой же потому, что мы - совсем другие, куда более циничные, всезнающие и одновременно совершенно малограмотные в сравнении с поколением Варшавского или Набокова, - продолжаем тем не менее искать "русскую идею" и допытываться до последней русской правды, то есть блуждать в туманном заболоченном лесу, алкая грааля. Как и должно быть, безрезультатно, "бессмысленно и беспощадно"...
    Впрочем, стоит ли говорить красиво? Вполне вероятно, что к тому подталкивает меня книга Владимира Варшавского - удивительно уважительная, даже доброжелательная не только к тем, с кем вместе автор искал в одиночку свой и наш общий грааль, но и к тем, против кого он его искал. И в этом еще одно ее высшее достоинство, в пример и поучение нам, кажется, совсем забывшим о простой порядочности в общении со своими оппонентами. Может, "русская идея" или хотя бы часть ее и заключается в той самой доброте и простой порядочности, пример которых подает нам в своем очень непростом для чтения, но необходимом каждому в поисках собственного истинного пути труде Владимир Сергеевич Варшавский?
    В заключение хочу выразить искреннюю благодарность приславшему мне книгу ее редактору и составителю Олегу Анатольевичу Коростелеву, без чьего труда и таланта вряд ли это издание было бы осуществлено в таком близком к идеальному варианте.

«Незамеченное поколение»
Год издания: 2010

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я