Коробка с пуговицами: рассказыЯнушевич Т.А.
Новосибирск: Изд-во "Свиньин и сыновья". - 308 с.
Год издания: 2010 Рецензент: Распопин В. Н. В числе нескольких новых книг, вышедших в 2010 году в новосибирском издательстве
"Свиньин и сыновья" эта, на мой взгляд, занимает особое место. Ее написала Татьяна
Александровна Янушевич, о чьем творчестве я уже рассказывал. И не единожды.
Я очень люблю ее книги. Люблю потому, что каждый её рассказ интересен, умен,
благороден, тонок, глубок - словом, самоценен. Люблю потому, что она не похожа
ни на кого из авторов свиньинского круга, ни на кого вообще из новосибирских авторов.
Потому что в ней гармонично сочетается высокий профессионализм (Т. Янушевич, помимо
прочего, редактор доброй половины книг, вышедших в издательстве) и совершеннейшая,
я бы сказал - тютчевская дилетантская, то есть истинная свобода. Свобода внутренняя,
свобода служения людям и слову по дыханию, а не по долгу. Свобода совмещать в
одном тексте художественный рассказ и документально-мемуарный очерк; свобода создавать
узнаваемейшие портреты своих друзей - в реальности людей известных и даже знаменитых,
причем не только в родном городе; свобода населять этими живыми героями выдуманные
истории; свобода говорить правду о людях и городе, об их красоте и несовершенстве;
свобода говорить правду о самом главном - о жизни и смерти, и о еще более важном
- о женской страсти и женской старости.
Почему ее женские книги, буквально ворвавшиеся в мой мужской мир, сразу стали
любимыми, необходимыми, читаемыми, перечитываемыми, рекламируемыми мной родным
и друзьям? Потому что доставляет особое удовольствие различать за прозрачными
переименованиями знакомые лица, подобно тому, как в 70-е расшифровывали мы псевдонимы
персонажей катаевских мовизмов? Да нет же, хотя и есть нечто роднящее рассказы
и воспоминания Татьяны Янушевич с поздней прозой Катаева. Это, конечно, мир, в
котором все мы родились и жили, мир, которого больше нет. Это и взгляд с вершин
душевных и духовных, с вершин прожитых, и хорошо прожитых шести десятков лет.
Это и - в собственно литературном плане - умение видеть. Мы, люди, да и большинство
сочинителей, видеть не умеем. Мы в лучшем случае умеем слушать, а если и видим
- то лишь поверхностные явления. Каждый рассказ Татьяны Александровны - проникновение
вглубь. Явления, предмета, существа, человека. За вальяжностью ее героев-артистов,
ее героев-ученых, ее героев-литераторов (во всех случаях раскрывшихся и признанных)
исподволь, постепенно, как бы и нехотя проступает их ранимость, их - даже самых
успешных - неуверенность в себе, в правильности очередной выбранной дороги… Человечность,
одним словом.
Умение увидеть суть человека и его человечность - дар Божий. А уж умение
выразить, показать другим увиденное - это писательское счастье.
В послесловии к этой книге популярный писатель и старый друг автора и ее
семьи Геннадий Прашкевич пишет о том, что, в сущности, все литераторы живут в
одном большом доме, из окон которого смотрят в мир. Каждый смотрит из своего окна
и каждый видит мир так, как видит его только он. Это, может быть, и поэтично,
и даже заманчиво - примерно, как жизнь носовских коротышек в Цветочном городе,
только вряд ли верно - по крайней мере, в случае, когда речь идет не о популярной
беллетристике, а о настоящей литературе, призванной врачевать человеческую душу.
Впрочем, возможно прав классик: "Большое видится на расстоянье", и то, что
совершенно очевидно мне, не знакомому с автором читателю, мэтрам, старым друзьям
Татьяны Александровны, прошедшим вместе с ней долгий жизненный путь, увидеть труднее.
Тем более что сочинять Татьяна Янушевич начала, кажется, позднее всего своего
литературного окружения - лет 10-12 назад, а настоящим писателем сделалась, вероятно,
быстрее всех. Именно писателем - тем, кто рассказывает нам о нас самих.
В годы безвременья, бескультурья и бездушья, в годы, когда писателями стали
мы называть посредственных беллетристов и неутомимых графоманов, а редакторами
(даже в самых крупных издательствах) числить самые что ни на есть мертвые души,
- в такие времена быть настоящим писателем и настоящим редактором - уже даже не
просто призвание, а - подвиг.
Да разве не подвиг - человеческий и творческий - такой, например, короткий,
в полстранички, даже без названия - как лирическое стихотворение - рассказ о том,
как сын привез к себе умирающую мать, чтобы скрасить ей радостью общения последние
недели жизни, и, действительно, скрасил: упал, сломал пальцы на обеих руках, и
старушка закончила жизнь по-настоящему счастливой - ухаживая за своим чадом, ведь
он - обе руки в гипсе - ни одеться, ни умыться. Это ли не счастье материнское?
А ведь рассказик этот, в сущности, не более чем вариация на тему старинного
бродячего сюжета, когда-то поэтически выраженного в балладе Дмитрия Кедрина: "И
матери сердце, упав на порог, // Спросило его: "Не ушибся, сынок?" Без пробирающей,
однако, морозом по коже сентиментальности. Вроде как даже анекдот. Но только кто
ж перечитывает анекдоты, а тут невозможно не вернуться, не перечитать, не пережить
еще и еще раз, не поставить мысленно в эту ситуацию себя самого.
Или вот миниатюрка, опять же без названия, этакий афоризм, ироничная и пронзительно-печальная
реплика в четыре строчки:
"Не люблю это слово, однако против жанра не попрешь: самый короткий сюжетный
рассказ о судьбе человека целиком и полностью укладывается именно в одно это слово
- аборт".
Жёстко, жестоко сказано, но, по-моему, гораздо действенней, чем церковные
инвективы и пустопорожний думский брёх.
Из крохотных этих миниатюр могли бы вырасти эпические повествования, и уж
тем более как маленькие романы читаются относительно крупные рассказы Татьяны
Янушевич "Ловленый марьяж", "Вера, Надежда, Любовь", "Коробка с пуговицами". Я
хочу сказать, что каждый из них, как и всякий настоящий русский рассказ, содержит
в себе зерно романа, мог бы им стать, но и в том жанре, в каком написаны эти мудрые
житейские истории, они превосходны и самодостаточны.
И все-таки, все-таки писательница, блестяще владеющая малым жанром, обладает
даром долгого, романного дыхания - свидетельством тому ее роман-мемуар, роман-эссе
"Мое время" - пока единственный в творчестве Т. Янушевич, но, хочется верить,
не последний.
Потому что - повторим последние строки рецензируемой книги - "…осталось поговорить о душе. А что такое душа? В ранние времена, в напористые,
всё-то мы представляем себе по-разному. Сейчас я думаю, даже знаю: душа - это
любовь наша. Надежда - томление души. Вера - безоглядность любви. И чем дальше
удается зайти в миру, тем явственнее замечаешь - емкость души стремится к бесконечности".
Сказанное значит, что душа не только бесконечна. Любящая, не утратившая надежды
и веры душа еще и безмерна. А коли так - она, стало быть, еще не рассказана, и
долгая дорога в миру дается писателю не даром. «Коробка с пуговицами: рассказы» Год издания: 2010
А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
|