Лёгкое чтение. Работы по теории и истории детективного жанра

Вольский Н.Н.

Монография. Новосибирск: Изд-во НГПУ. - 278 с.

Год издания: 2006
Рецензент: Распопин В. Н.

"..."иронический детектив" так же далек от детектива, как "социалистический гуманизм" от гуманного отношения к людям" (с. 255). Если вы, читатель, согласны с этим высказыванием, читайте дальнейшее, если нет - не тратьте времени и усилий. Потому что все гораздо серьезнее.

Итак, в Новосибирске, в издательстве педуниверситета, осенью 2006 года вышла очередная книжка - "монография", как гласит подзаголовок, одного из преподавателей этого вуза, Николая Николаевича Вольского. Что в том особенного? Да, в сущности, ничего. Так и должно быть: люди, занимающиеся наукой и преподаванием, время от времени должны, даже и обязаны публиковать свои наработки, чтобы студентам и коллегам было что почитать на сон грядущий. Но данный случай несколько выбивается из этого общего правила. Дело в том, что автор "Легкого чтения" - сборника философско-филологическо-публицистических очерков и статей о блестящей, краткой и трагической истории литературного жанра по прозванию "детектив" - не филолог, не историк и не философ. Автор по профессии вообще-то врач, кандидат медицинских наук, сотрудник Института клинической иммунологии СО РАМН и доцент кафедры специальной психологии НГПУ (подробнее см. на сайте Н.Н. Вольского - http://www.ruthenia.ru/volskiy, посвященном детективу, где интересующийся читатель найдет множество толково подобранных и столь же толково представленных материалов о любимом жанре), - врач, как, например, и писатель Василий Аксенов, и писатель Антон Чехов, и писатели Мишель Нострадам и Франсуа Рабле... Упаси боже, я вовсе не сравниваю моего давнего доброго знакомого Николая Вольского с этими звездами и титанами мировой литературы, да и нет в этом никакой необходимости - мера бескорыстной любви к книге значительно перевешивает у него меру честолюбия, ибо прежде всего и более всего он - читатель.

Таких читателей, как Николай Николаевич, теперь уже почти нет, впрочем, и прежде было немного. Таких, как у него, библиотек - тоже. Вполне естественно, что когда-то количество тобой прочитанного переходит в иное качество - тобой написанного. Вот об этом-то качестве мы с вами и попробуем теперь поразмышлять.

Книжка "Легкое чтение" имеет два подзаголовка, точнее подзаголовок "Работы по теории и истории детективного жанра" и уточняющее весь корпус представленных в ней материалов определение "монография". Не знаю, зачем это определение понадобилось автору, тем более что оно, во-первых, имеет отношение только к стартовому философско-историческому очерку "Загадочная логика. Детектив как модель диалектического мышления", во-вторых - сбивает с толку читателя, далее в книге находящего литературоведческий детектив "Загадка Агаты Кристи", а после него и вовсе критико-публицистическую статью "Дело о "детективе без берегов". Теоретические споры о детективе и их практические результаты". В общем-то, надо сказать, три этих очень разных в жанровом отношении и написанных в продолжение десяти лет работы текста, действительно, весьма удачно составляют единое целое сборника, но именно сборника, а никак все же не монографии. И дело тут не только в разножанровости текстов, хотя откровенная публицистичность третьей части вряд ли уместна в научном труде, да и исторические экскурсы, с одной стороны, растолковывающие читателю подлинную роль Маркса в развитии диалектики (в первой части книги), с другой - подробно, на примерах раскрывающие принципы действия политико-экономического (управленческого) метода "амальгамы" (в части третьей), представляются скорее в качестве самоценных вставных новелл - уж слишком эти рассуждения (поданные, к чести автора, доступно и толково) длинны и обстоятельны. Главная закавыка, пожалуй, во второй части книжки - в литературоведческом детективе, который, пусть и доказывая (очень убедительно, творчески, лихо, я бы сказал) на примере верность теоретических положений части первой, придает всему корпусу арабесковый характер.

Разножанровость, впрочем, не порок, особенно в нашу, постмодернистскую эпоху. Только вот автор, судя по каждому из представленных текстов, взятому в отдельности, ничем постмодерниста не напоминает. Даже напротив - косвеннным образом, но вполне понятно для читателя связывает гибель любимого жанра с этим течением, переросшим в наши дни, пожалуй что, в культ.

Однако перейдем от жанровых проблем непосредственно к текстам. Наиболее интересным, глубоким, определяющим, то есть таким, без которого последующие не то чтобы вовсе невозможны - недостаточны, представляется открывающий книгу теоретический очерк. Разумеется, рецензия, даже такая длинная, как эта, - не аналитическая статья, и я не собираюсь здесь вслед за автором провести читателя по трехсотлетнему историко-философскому лабиринту от Гегеля до Акунина. Я лишь сообщу, что и тот, и другой, и еще многие и многие в этом очерке присутствуют, каждый в своей мере помогая нам понять, в чем же именно заключаются определяющие черты классического детектива, то бишь логической загадки, решить которую можно лишь сначала установив, а затем с помощью диалектического метода мышления сняв логическое противоречие (собственно детективную загадку, например: у одной группы подозреваемых есть мотивы, но нет возможностей совершить преступление, у другой - наоборот...), лежащее в ее основе, для чего необходимо ни много ни мало - решительно перевернуть всю привычную проекцию мироздания. Большей частью гегелевская теория диалектического мышления рассматривается на примерах нескольких классических рассказов Конан Дойла о Шерлоке Холмсе, как бы иллюстрируется ими. Но и наоборот - метод Холмса разъясняется с помощью гегелевской диалектики.

Потенциальному читателю, однако, не следует заранее пугаться: действительно, сложные материи поданы автором так, что всякий из нас, кто владеет хотя бы начальными навыками работы с книгой, вполне способен в них разобраться. Не следует, впрочем, и полагать, что рыбка поймается на крючок сама. Главное: для того, чтобы понять ход и смысл рассуждений автора, нет необходимости штудировать Гегеля и Маркса, преодолевая неимоверные сложности - Н.Н. Вольский сделал это за нас и необходимые положения приводит (я бы сказал - переводит) в доступном едва ли не каждому грамотному человеку виде.

Основная, так сказать, не теоретическая, а содержательная идея очерка заключается в следующем: классический детектив - совершенно особый (сегодня едва ли не архаический, хотя от роду ему не больше полутораста лет) литературный жанр, точнее - жанр беллетристики (каковая, разумеется, отличается от высокой литературы), чья поэтика "строится "двухлинейно": одну линию образует загадка... другую - особые "внезагадочные" элементы сюжета. Если убрать загадку, произведение перестаёт быть детективом, если же убрать вторую линию, детектив из полноценного художественного произведения превращается в голый сюжет, ребус. Но... специфику детектива определяет загадка и... именно с ней связана особая роль диалектики в детективе" (с. 15). Таким образом, главную, особую сложность для автора детектива представляет, прежде всего, придумывание такой, удовлетворяющей логике, загадки, которая, в принципе, должна быть разрешима, но желательно - чтобы решение нашел не читатель, а сам сочинитель объявил его устами своего героя-сыщика на последних страницах романа. Другая, менее важная, но не менее трудная задача писателя - постоянное балансирование между сохранением до последней страницы книги тайны и необходимостью при этом оставаться художником. В общем, если вдуматься, классический детектив - действительно головоломный жанр и, помимо того, в чистом виде искусство для искусства, искусство из любви к искусству, построенное на изначально задекларированных автором и без возражений принимаемых читателем условностях (например, преступником не может быть ни рассказчик, ни добрая старушка, ни тем более сыщик), причем к искусству весьма своеобразному, даже и отчасти вычурному - для немногих избранных. (Правда, у настоящих мастеров детективного цеха - Конан Дойла, Агаты Кристи - таких "немногих" - миллионы, но сколько таких миллионов у никогда не сочинявшего детективов Стивена Кинга?..)

Последнее утверждение - об искусстве для искусства - читателю может показаться парадоксальным, а то и прямо неверным, но дело в том, что массовый любитель детектива, оказывается, любит вовсе не детектив. Он любит "черный роман" (Хэммет, Чандлер, в немалой мере - Акунин), триллер (тот самый Чейз, Буало-Нарсежак, Жапризо, в немалой части своих сочинений - "королева детектива" Кристи, Дашкова), боевик (Чейз и полчище прочих вплоть до Злотникова, который, вроде бы, вообще не из криминальной, а из фантастической оперы - но, в сущности, все топоры плавают одинаково), полицейскую производственную историю (по нисходящей - Сименон, Леонов, Маринина), женский авантюрно-любовный роман с приколами (Хмелевская, Дашкова, Полякова) и без ("их тьмы, и тьмы, и тьмы") и так далее, при "далее", стремящемся к бесконечности. (Вышеприведенные примеры - исключительно на совести рецензента.) Доказательству сего утверждения посвящена не только первая, сугубо теоретическая и, как я уже говорил, лучшая (на мой вкус) часть книги, но и третья, о которой, однако, чуть ниже.

Вторая работа сборника рассказывает занимательную, почти криминальную, почти художественную историю о том, как в начале 30-х гг. прошлого столетия Агата Кристи написала странный, а на первый, невнимательный, взгляд, и вовсе слабый (чтоб не сказать - плохой) рассказ "Мотив против возможности", рассказ с притянутой за уши, непродуманной (что для этой писательницы нехарактерно) концовкой, меж тем, как другая, блестящая концовка, в корне меняющая и сам рассказ и его (если так можно выразиться) детективную ценность, была в тексте то ли заложена, то ли припрятана, но почему-то умерла в зародыше. Почему? Каким на самом деле должен был быть финал рассказа, а вместе с ним и все произведение?.. О том - превосходная новелла из области занимательного литературоведения, этакий филологический детектив Николая Вольского, загадку Кристи вычислившего и тайну сию раскрывшего первым через семьдесят лет после, скажем так, совершения преступления, с помощью гегелевско-холмсовского диалектического метода и воистину в духе Росса Макдональда... Впрочем, здесь я, сняв шляпу, надолго умолкаю. Из почтения и рецензентской этики.

Наконец, третья часть "Легкого чтения" - большая, в сто страниц, статья на тему "Как мы дошли до жизни такой". Хороша она, на мой взгляд, прежде всего потому, что, в отличие от многих и многих, "никого не боясь, ничего не тая", автор, во-первых, поименно называет тех, кто виноват в убийстве классического детектива, а, во-вторых, четко объясняет народу, что делать, на заключительных страницах статьи и книги набрасывая, так сказать, программу партии униженных и оскорбленных сим неотмщенным (еще одним в бесконечной чреде) преступлением атомного века - безжалостного ко всему разумному, доброму и, казалось (увы, лишь казалось), вечному. Помимо же этих разбирательств, в данной статье убедительно рассказана история литературно-критической полемики вокруг детективного жанра, имевшая место быть (разумеется, в Западном полушарии), на исходе 30-х гг.

И вот эта-то полемика, вовсе не предопределившая, а, в сущности, лишь констатировавшая уже происшедшую смерть классического детектива, как ни странно, не столько указывает на его убийц (чьи имена, да, правда, названы), сколько подтверждает возникшие у читателя уже в первой части "Легкого чтения" тяжелые подозрения в уходе от нас болезного по собственной воле. Дело в том, что отцы-основатели жанра заперли построенную ими комнату на столько запоров, так высоко задрали интеллектуальную (да ведь и художественную тоже, коль скоро строители-то - Эдгар По и Артур Конан Дойл) планку, нагромоздили столько условий и условностей для вступления в их клуб, что бедолага сперва робко попросил, а затем - в те же 30-е годы - и громко возопил об эвтаназии.

Что же в итоге? Бесповоротно ли мертв наш пациент, и все эти незнамско-домцовские добры молодцы да красны девицы отнюдь не бесцельно кружат над ним воронами, но отталкивают труп подальше, под тополи, чтоб его, по-платоновски, вовсе "тут не лежало"? Или же "пациент скорее жив, чем мертв", как считает (по крайней мере, в третьем из десятка своих романов про сыщика Фандорина) Борис Акунин?

Николай Вольский полагает, что всё, конечно, плохо, но не вовсе безнадежно. И мы ему верим, и поверили бы совсем уж безусловно, и непременно вступили бы в его партию, если бы вместе с программой партийных мероприятий он начертал бы в конце своей замечательной книжки реестрик, списочек (пусть и небольшой) имен и названий, из которого узнали бы мы не только о том, кто виноват и что делать, но и - главное - что именно нам, не столь, как он, начитанным, читать, дабы уверовать окончательно: жил, курилка, жив, будет жить.

Я думаю, для автора это совсем несложно. Я надеюсь, что при переиздании он учтет просьбу. Я верю, что переиздание (в котором, помимо прочих незначительных перемен, будут выправлены немалочисленные, к сожалению, опечатки и тем более досадные орфографические ошибки, порой вступающие в прямо-таки диалектическое противоречие с логикой авторских высказываний) состоится, хотя бы потому, что триста экземпляров первого издания - капля в море для тех, кто готов вступить в партию благородного и полезного уму чтения, даже в масштабах нашего города. А партия-то замышляется мировая!..

«Лёгкое чтение. Работы по теории и истории детективного жанра»
Год издания: 2006

А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

Лёгкое чтение. Работы по теории и истории детективного жанра

Новые публикации

ВИДЕОСЮЖЕТЫ